Двадцать отражений лжи - [55]

Корабль падал ей навстречу, хромая на левое, подбитое прямым тараном крыло. Потом был удар от жесткого приземления, был полет юзом на брюхе по обломкам скал. А потом…

Глаза распахнулись в кромешной темноте. Щеку леденил металл палубы, завернутая за спину рука упиралась во что-то острое. Тихо, пусто, темно.

Я высвободила руку, протерла глаза и села… Попыталась сесть — ноги не слушались. Я ухватилась за подлокотник ближайшего кресла и подтянулась. Руки были в порядке.

Глухо, будто сквозь вату, застрекотала очередь. Одна, другая…

Пальцы разжались, и я рухнула обратно на палубу. Чуть дальше в коридоре горел тусклый аварийный маячок, скупо разбрасывая красноватые блики. И снова тишина… Я перевернулась живот и прислушалась. Нет, не тишина. Где-то далеко, будто на другом конце материка, глухо тявкали винтовки. И не только они.

А ведь где-то там болтается Рис… Я почувствовала, как волосы у меня на затылке встают дыбом и попыталась встать хотя бы на колени. Почему ноги не слушаются, до меня дошло не сразу. Но дошло.

…Какие наши г-годы.

…Через полчаса я была в коридоре. Еще через час — в грузовом отсеке. Рассматривала груды гильз, дыры в обшивке и слушала звуки боя, которых не было. Было страшно.

Я могла передвигаться, только ползая на руках, и не могла связаться ни с одним портом Империи — передатчик дальней связи разбили. Думаю, что прикладом.

Затаившись за длинным стеллажом с запчастями в самом дальнем углу грузового отсека, я пыталась связаться хоть с кем-нибудь — пусть даже на этом корабле. Эфир молчал. Молчали переговорники агентов. Их сознания тоже молчали. И это было страшно.

Скоро мелкие трещинки во внешней обшивке корабля превратятся в трещины, а воздух на этой планете навряд ли пригоден для дыхания. Можно подняться в кают-компанию, вытащить из бара бутылочку «Радужного моря» и отпраздновать собственные похороны, ибо после этого я немедленно стану тем, за кого меня наверняка приняли — а именно, трупом.

Можно, да… Противно только. Жалкий конец для бойца.

Забавно — я и забыла, что когда-то им была. Сейчас — нет. Не боец. Так — загонщик дичи.

Ну что, раскинем камни судьбы?… Я переключила личный маячок на общую волну и стала ждать, когда за мной придут. Хочу знать, против кого играла, хотя бы и напоследок.

Шаги послышались на удивление быстро, не прошло и десяти минут. Я внутренне подобралась, захваченная давно позабытым азартом.

— Великие Создатели, нашла! Я так боялась, что… Какой же это идиотский прибор! — лепетала стоящая передо мной… Марлен, стискивая в тонких пальцах наручный радар.

— Что вы здесь делаете? — Да что же я несу… — Вы одна? И почему…

Я недоуменно смерила взглядом черную форму Корпуса, которая болталась на ней как на вешалке. Потом спохватилась и отключила маячок.

— Здесь оставаться нельзя. Сигнал засекли наверняка не только вы. Нужно как можно быстрее… Почему вы на меня так смотрите?

— Мне сказали… — ее губы задрожали. — Сказали, при посадке одна из боковых консолей сошла с креплений… и вы… и вас… Сказали, сердце не билось, и…

— Значит, ошиблись, — отрезала я. — Правда, не до конца. А поскольку вы не в состоянии меня нести, надо уходить прямо сейчас. Нападающие сейчас на корабле?

— Н-не знаю. Думаю, нет. А… вы не можете ходить? Позвоночник, да?… Наверное, это очень больно.

— Не особенно, — я прислушалась к ощущениям и без особого удивления констатировала — действительно не особенно. Видимо, машинально отключила нервные окончания. Сердце не билось, тоже мне… — Я немного по-другому устроена. Профессиональная специфика.

— Вы еще и на себе эксперименты ставили? — бесцветные бровки недоверчиво приподнялись, но кивнула девушка со знанием дела: — Тогда понятно.

— Раз понятно — рассказывайте, как вы смогли спастись, где остальные… Хотя, нет. Этого лучше не рассказывайте. Лучше — где нападающие.

— Не знаю! — в огромных глазах заблестели слезы, но бледные тонкие губы решительно сжались. — Когда началась стрельба, нас с Алиссо оставили в каюте, и еще Чезе остался. И несколько солдат тоже. А потом, когда стрелять стали совсем близко, Аллисо сказала переодеться в ее мундир, а сама надела мое платье. И забрала мой маскировочный амулет. Потом дверь начали ломать, она толкнула меня под стол с голографом — он совсем низкий, я почти ничего не видела. Их всех увели… я думаю. Или унесли — ни одного трупа не было. Потом… еще стреляли. Где-то далеко. А потом перестали…

Марлен замолчала. Я тоже молчала, гораздо лучше перепуганной девчонки понимая, что произошло. Они все поступили правильно, мои ребята. Даже слишком правильно — о том, что будет с Алиссондрой, когда обнаружат подлог, я запретила себе думать. Единственным шансом агентов выжить было напасть первыми и перебить всех штурмовиков, поскольку улететь мы уже не могли — этот корабль уже никогда и никуда не полетит. И основные силы были брошены на это.

Значит, не помогло, не хватило. Сил.

Ладно, потом подумаю. Иначе сил не хватит и мне.

— Меня-то вы как нашли?

— Алиссо дала это, — Марлен кивнула на свой радар, засунутый за ремень. — Если понадобится искать…

— Ладно, — я вздохнула и поползла к двери в коридор. Девушка двинулась на полкорпуса впереди, отпихивая с моей дороги препятствия полегче. Да, фарры, самоубийство отменяется по техническим причинам, как ни хотелось сделать красивый жест напоследок. И буду я сейчас, забившись в какой-нибудь тихий уголок и вопя трехэтажным матом от боли, за пару часов сращивать то, на что по уму нужно потратить неделю. И если меня не убьет болевой шок и прибежавшие на шум штурмовики, буду потом шарить по кораблю, выискивая кислородные баллоны с масками, поскольку времена, когда собственные легкие можно было заставить дышать любой гадостью, для меня прошли безвозвратно, а у Марлен такой возможности не было никогда. А там уже и усилитель можно поискать — чай, не помрем от голода до прибытия кавалерии.