Двадцать лет в батискафе - [47]
— Температура бензина упала до 6°,— говорит он.— Со времени посадки батискаф стал значительно тяжелее.
Сбрасываю — по его указанию — около тонны балласта и запускаю двигатель вертикального подъема. Через мгновение «Архимед» трогается с места. Сбрасываю понемногу дробь и, выключив двигатель подъема, включаю ходовой двигатель. Батискаф пускается в путь. Перед нами расстилается дно. Мы парим над целым лугом морских перьев, наклонившихся по течению. Через десять минут пути выключаем двигатель — на сегодня достаточно простой проверки. Наш ходовой двигатель, пострадавший во время аварии под Онагавой, отремонтирован на скорую руку: изоляция проводов ненадежна, в любую минуту могут перегореть предохранители, а так как доступ к ним затруднен, то замена предохранителей отнимет несколько дней. Лучше уж не рисковать, тем более, что лишнего времени у нас нет: до наступления сезона тайфунов надо осуществить еще одно погружение.
«Архимед» останавливается, и гайдроп, тащившийся по дну, вздымает целое облако ила, которое тотчас обволакивает нас.
Ожидая, пока уляжется ил, мы снимаем показания еще нескольких приборов. Теперь в последний раз поглядим на дно и попрощаемся с ним. Устанавливать на дне французский флаг не входит в наши намерения. Когда-нибудь государства договорятся о юридическом статусе огромных пространств, которые сейчас доступны только батискафам, но в скором времени станут широко эксплуатироваться человеком. Пока же море — территория международная.
14 часов 40 минут. Мы провели на дне — на глубине свыше 9 километров — больше трех часов. Я объявляю благодарность «Архимеду» и его экипажу — выходка, которую многие сочтут ребяческой. Но ведь, право же, для первого раза мы совсем неплохо потрудились!
Сбрасываю немного дроби, и мы начинаем подниматься. Нажимом еще одной кнопки освобождаю батискаф от гайдропа. Скорость всплытия сначала невелика, но по мере расширения бензина она будет увеличиваться, пока не достигнет максимума — 2 метра в секунду. Мы выключаем прожекторы — смотреть больше не на что. Наблюдению за планктоном во время всплытия мешают завихрения воды между поплавком и сферой.
Настало время закусить. Вильм распаковывает бутерброды, я открываю бутылку вина. Уже почти три часа дня, а мы с утра ничего не ели. Говорят, переживания вызывают аппетит, но были ли у нас особые переживания? На отсутствие аппетита мы, впрочем, не жалуемся — увлеченный едой, я только в 15 часов 20 минут спохватываюсь, что пропустил сеанс связи. Мы даже не сообщили на поверхность, что всплываем! Что подумают там, наверху! Позже Прижан, О'Бирн и Делоз признались мне, что они до смерти перепугались: на командном мостике «Марселя ле Биан» установилась гробовая тишина, делавшаяся все более напряженной, пока в 15 часов 20 минут ее не нарушило мое донесение.
16 часов. Передаю: «V-75», то есть глубина — 7500 метров.
17 часов. «V-35» — 3500 метров. Ответа не получаю: очевидно, наш эскорт отошел в сторону. Наши товарищи приблизительно знают, когда и где мы появимся на поверхности, и теперь им нет необходимости торчать на одном месте; возможно, они легли на другой курс, чтобы избежать столкновения с другими судами.
Во время всплытия Вильм наблюдал за кривой изменения температуры: нас интересует, подтвердятся ли выводы, сделанные во время погружения. В 18 часов до поверхности остается 350 метров; мы включили глубиномер малого диапазона. Наверху на обоих судах — французском и японском — должно быть, включили радиолокаторы. Интересно, какая на поверхности погода? Все еще туман? За иллюминаторами светлеет. Скоро мы уже можем разглядеть контуры поплавка.
И вот сфера начинает валиться из стороны в сторону — качка! На море по прежнему волнение, и нас так бросает, что устоять в кабине невозможно. Тем не менее Вильм достает инструкцию и снова зачитывает вслух ее пункты; я произвожу соответствующие маневры, предшествующие удалению воды из шахты. Несколько минут мы еще чувствуем себя пленниками «Архимеда». Но вот проверка закончена, мы продуваем шахту сжатым воздухом, и скоро прибор показывает, что она свободна. Открываем гидравлический затвор люка — и путь открыт. 9 шахте темно и очень холодно. Это нормально — ведь шахта проходит сквозь поплавок, а бензин в поплавке, расширяясь, остыл до минус 6°, а от расширения сжатого воздуха температура в шахте еще больше понизилась. Коченеющими пальцами я спешу отдраить верхний люк. Несколько поворотов штурвала, и дело сделано. Отовсюду льется вода. Выбравшись в рубку, кричу вниз Вильму, чтобы он продолжал поддерживать связь с «Марселем ле Биан», который обнаружил батискаф с помощью радара, но не видит нас из-за тумана.
Я всякий раз испытываю подлинное наслаждение, когда после очередного погружения поднимаюсь на палубу и вдыхаю свежий морской воздух. Кажется — никогда не надышишься им. Еще светло, но видимость не более 100 метров, а море какого-то странного серого цвета. Мы одни, и все же это не сравнить с одиночеством на глубине. Я с удовольствием потягиваюсь — от долгого пребывания в кабине всегда немеют конечности. Обернувшись, с изумлением замечаю чистый алюминиевый блеск наружной обшивки рубки, с которой исчезли всякие следы краски. Вспоминаю желтые частицы, плававшие вокруг нас на дне. Вот, значит, что это было!
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Тише!.. С молитвой склоняем колени...Пред вами героя родимого прах...С безмолвной улыбкой на мертвых устахОн полон нездешних, святых сновидений...И Каппеля имя, и подвиг без меры,Средь славных героев вовек не умрет...Склони же колени пред символом веры,И встать же за Отчизну Родимый Народ...Александр Котомкин-Савинский.
Аннотация издательства: Сорок пять лет жизни отдал автор службе в рядах Советских Вооруженных Сил. На его глазах и при его непосредственном участии росли и крепли кадры командного состава советской артиллерии, создавалось новое артиллерийское вооружение и боевая техника, развивалась тактика этого могучего рода войск. В годы Великой Отечественной войны Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов занимал должности командующего артиллерией Красной Армии и командующего ПВО страны. Одновременно его посылали представителем Ставки на многие фронты.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.