Двадцать лет в батискафе - [48]

Сообщаю о своем открытии Вильму, и тут нам обоим при­ходит на ум сообщение Жака Пиккара о том, что точно то же самое случилось с «Триестом» во время погружения в котлови­ну Челленджер. Только Пиккар видел не желтые хлопья, а бе­лые. Разрушение краски объясняется сжатием металла под двойным действием холода и давления.

Итак, наш эскорт приближается, и нам остается лишь ждать. При помощи гидравлических затворов блокируем кла­паны сброса балласта. Вот в тумане появляется тень, и скоро перед нами вырисовывается контур японского фрегата «Матсу». Я и забыл о том, что он тоже здесь! За ним появляется «Мар­сель ле Биан»; он останавливается метрах в 20 от «Архимеда», с командного мостика нам машут товарищи. Дальше все идет по порядку: спускаются на воду резиновые лодки, погружают­ся аквалангисты, заводится буксирный трос, и мы поднимаемся на борт «Марселя ле Биан». С нетерпением хватаю сигарету, которую не спрашивая протягивает мне О'Бирн, едва я подни­маюсь по трапу! Какое наслаждение! Первая затяжка с семи утра.

Прежде чем отправиться под душ, мы составляем телеграм­мы в Париж, и на борт «Матсу», где представители печати ждут от нас новостей. И вот наконец через час располагаемся в крес­лах кают-компании и рассказываем о погружении. Нас забра­сывают вопросами. Пенится шампанское. Вильм со своей обыч­ной точностью пункт за пунктом докладывает о событиях дня и заключает свой рассказ выводом о том, что «Архимед» готов к эксплуатации. Между тем батискаф уже на буксире у «Мар­селя ле Биан». Курс на Куширо.

Таким образом, мы завершили испытания «Архимеда». Те­перь надлежит приступить к его эксплуатации — к научно-исследовательским погружениям. Мы прибыли в Куширо 17 ию­ля, и через несколько дней батискаф был готов снова идти в мо­ре ; неясно было только — кому погружаться. В начале экспеди­ции мы потеряли много времени, и ситуация теперь сложилась критическая. Первоначально мы предполагали совершить два рабочих погружения. Однако, зафрахтовав грузовое судно для возвращения батискафа во Францию, мы уже не могли про­длить срок экспедиции, а между тем времени оставалось только на одно погружение в Курильской впадине. Выбор пилота на­прашивался сам собой: пришла очередь О'Бирна. А вот на роль наблюдателя имелись две кандидатуры — профессор Сасаки и господин Делоз, замещавший профессора Переса и представляв­ший ЦНРС. Прямо хоть жребий бросай!

— А почему бы не отправить с О'Бирном обоих? — предло­жил вдруг капитан Прижан.

Сначала я принял его слова за шутку. Но, поразмыслив, ре­шил, что в этом нет ничего невозможного. Кабина достаточно просторна. Кислорода хватит. Нашлось и третье сиденье, и ме­сто для него. Словом, все устроилось, и оба кандидата пришли в восторг. Мы тогда и не подозревали, насколько плодотворной окажется эта идея капитана Прижана: впоследствии почти во всех погружениях «Архимеда» участвовал третий наблюда­тель — Делоз или его помощник Жарри. Не стану утверждать, что третье сиденье было самым удобным в батискафе. Из трех иллюминаторов «Архимеда» центральный — привилегия пило­та. Ученый пользуется то одним, то другим из боковых иллюми­наторов в зависимости от перемещений батискафа или наблю­даемого объекта. Так что представителю ЦНРС, сиденье которо­го ставится на месте убирающегося переносного трапа, лучше всего видны спины товарищей. Естественно, что, заинтересован­ный их восклицаниями, он то и дело встает и заглядывает пи­лоту через плечо, а тот, столь же естественно, ворчит и ру­гается.

Зато третий член экипажа снимает с пилота ответственность за измерительные приборы. Их становится все больше, и редкое погружение проходит без предварительного монтажа какого-ни­будь нового прибора, который изобретателю не терпится испы­тать на большой глубине. Все они, разумеется, требуют постоян­ного внимания. Так, например, измерители рН и скорости хода не снабжены самописцами, за их показаниями приходится сле­дить.

Прежде случалось, что, увлеченный управлением «Архиме­да», я забывал об указаниях господина Мартэна, не успевал во­время что-то переключить в аппаратуре, не отмечал вовремя ве­личину температуры, и господин Мартэн, который обращал мое внимание на эти оплошности, был вынужден мириться с пробе­лами в представленных мною данных. Всем этим занимался те­перь специалист из ЦНРС. Кроме того, третий член команды приятно разряжал обстановку в кабине, когда ученый оказы­вался слишком словоохотлив или когда он вообще не говорил по-французски.

Итак, 25 июля «Архимед» вторично опустился в Куриль­скую впадину. Вместо фрегата «Матсу» нас теперь сопровожда­ло судно «Умитака Мару». Учтя опыт первого погружения, те­перь мы более тщательно выбрали место. В 8 часов 2 минуты «Архимед» покинул поверхность. На борту его находились О'Бирн, профессор Сасаки и Делоз. Я целиком доверял своему помощнику, за плечами которого было немало погружений на «ФНРС-ІІІ» и несколько на «Архимеде», и все же я испытывал некоторую тревогу. «Вполне естественно,— сказал мне капитан Прижан,— мы все волнуемся, когда видим, как ваш батискаф исчезает в волнах».

Можно было бы установить на „ Архимеде» ультразвуковую аппаратуру двусторонней телефонной связи с поверхностью, как на подводных лодках, но я считал, что при современном состо­янии этой техники затраты не окупятся теми сомнительными удобствами, которыми бы обеспечила нас подобная связь. Уль­тразвуковая аппаратура, уже существовавшая на «Архимеде», давала сопровождающему судну возможность определить, в ка­ком направлении и на каком расстоянии находится батискаф; надводное судно, кроме того, всегда имело возможность услов­ным кодом отдать батискафу приказ о возвращении на поверх­ность — такой приказ мог быть связан с изменением погодных условий, например. Командир батискафа обязан подчиняться приказу, хочет он этого или нет. Так для чего же нам двусто­ронняя телефонная связь — для лишних пререканий?