Двадцать лет в батискафе - [45]

11 часов 39 минут. Касаемся дна. Давление воды — 945 ат­мосфер. Заносим эти данные в бортовой журнал. Выход на связь! Опять чуть не забыли! Передаю: «F-95», то есть «Нахо­димся на дне, глубина 9500 метров». Спохватившись, понимаю, что вместо глубины передал округленную цифру давления, ко­торую только что записывал в журнал. Ничего, при следующем сеансе связи исправим ошибку. В кабине у нас нет таблицы для точного вычисления глубины, но, по словам Вильма, мы примерно в 9100 метрах от поверхности.

Получаем подтверждение приема; теперь и наши товарищи наверху вознаграждены за все, что нам пришлось пережить в Иокогаме. Я уже не сомневаюсь в полном успехе погружения. Во Франции все, кто принимал участие в создании батискафа, узнают новость через несколько часов по радио или из газет и порадуются нашей удаче. Моя жена и ведать не ведает, что по­гружение назначено на сегодня; значит, для нее наш успех бу­дет новостью вдвойне. Ее тревожат мои экспедиции, особенно когда они уводят меня за тысячи километров от дома. Сейчас она, наверное, беспокоится больше обычного, зная, с какими трудностями нам пришлось столкнуться. Я писал ей о ремонте в Иокогаме, но ни в одном письме она не выдала своей вполне оправданной тревоги.

Вильм прерывает мои размышления.

— Смотри, сколько метелок! — кричит он.

Какие еще метелки? Вглядываюсь в дно, покрытое желто­ватым илом. Оно не более чем в метре от меня. Из ила торчат стебельки, и вправду похожие на метелки, длиной сантиметров 15, с двумя-тремя веточками на концах. Это, по-видимому, мор­ские перья — живые существа, прикрепляющиеся ко дну и все­гда живущие колониями. Говорю об этом Вильму; позже био­логи подтвердили правильность моего предположения.

От наблюдений за донной фауной нас отрывает целый ряд неотложных дел — что-то надо проверить, что-то измерить. 21 процент кислорода, 0,5 процента углекислого газа — состав воздуха нормальный. Вес оставшегося в бункерах балласта — 7 тонн, это вполне согласуется с вычислениями Вильма. Темпе­ратура бензина по-прежнему выше температуры воды — плюс 10° бензин и 3° вода. Позднее по кривой температуры мы убедились в том, что при приближении ко дну температура воды стала несколько повышаться: самый холодный слой (1,8°) находился на глубине 8000 метров.

Напряжение ходовой батареи аккумуляторов — 115 вольт, сила тока в цепях прожекторов — 9 ампер. Стало быть, с электрооборудованием все обстоит хорошо. Убедившись по индикаторам течи в том, что вода не проникла ни в один из герметичных отсеков, принимаемся за научно-исследовательскую аппаратуру.

Начинаем с того, что нам кажется особенно важным,— со скорости распространения ультразвука. Тут требуется неболь­шое пояснение. Известно, что скорость распространения звука, а значит, и ультразвука, зависит от параметров среды, в кото­рой он распространяется; в нашем случае на нее влияют дав­ление и температура воды. Для того чтобы измерить глубину при помощи эхолота, необходимо знать точную скорость рас­пространения ультразвука. До сих пор ее вычисляли теоретиче­ски, по формулам; проверить эти вычисления экспериментально в камере высокого давления довольно трудно: где здесь взять большие расстояния? Таким образом, только на борту батиска­фа можно проверить различные формулы, выведенные физи­ками. Результаты наших экспериментов должны заинтересовать связистов и подводников — они разрабатывают сейчас систему подводных гидроакустических маяков, по сигналам которых подлодки сумели бы определять свои координаты, не всплывая для этого на поверхность.

В тот день на борту «Архимеда» был установлен француз­ский прибор, проходящий испытания, и американский прибор, установленный в батискафе во время ремонта в Иокогаме. Управление военно-морских исследований США специально прислало нам из Сан-Диего некоего доктора Маккензи, который непременно лично хотел проследить за установкой прибора на «Архимеде». Разумеется, ему тогда было просто не к кому боль­ше обратиться — кто еще мог бы испытать его прибор на таких глубинах? — и все же я весьма ценю его доверие. О, он сумел дать нам понять, что вверяет нашим заботам не какое-нибудь заурядное устройство. Если поначалу мы с Вильмом не вполне уразумели всю значительность предстоящего эксперимента, то, когда доктор Маккензи с нашего разрешения привез на «Mapсель ле Биан» все оборудование, необходимое для испытания и градуирования прибора, мы поняли, что дело это не шуточное: на причал въехал 15-тонный военный грузовик с надписью US NAVY (военно-морской флот США), который был буквально доверху забит баллонами с дистиллированной водой, термосами и прочим снаряжением. Взявшись за работу, доктор Маккензи установил на батискафе две измерительные головки и два счетчика. После каждой серии из пяти измерений, следуя инструк­ции, мы должны были выбивать на ленте показания головок, затем — показания обоих счетчиков; кроме того, нам предстоя­ло заполнить цифрами большие таблицы, заготовленные докто­ром Маккензи.

Все это заняло у нас добрых полчаса. После этого мы ре­шили, что имеем право несколько минут отдохнуть. Каждый прильнул к своему иллюминатору. Мимо нас плыли какие-то рыбы, совершенно равнодушные к батискафу. Пульс жизни весьма ощутимо бьется и на глубине 9100 метров. После стольких погружений это все еще поражает меня. Кто опишет историю морских глубин, тектонические процессы, определившие рельеф океанского дна? Когда мы получим ответы на многочисленные вопросы, которые ставит перед нами наличие жизни на таких глубинах? Наконец, есть вопросы и более практические: как использует человек представившуюся ему отныне возможность проникать в сокровеннейшие уголки океана?