Двадцать лет спустя - [5]
- Не знаю, - хмыкнул мой погрустневший собеседник. - Я не умею мыслить такими категориями. Нужно очень многое знать, чтобы понять вас.
Когда я рассказываю сегодня молодым людям, что полуторамиллионные тиражи сочинений Чехова, Гоголя или Салтыкова-Щедрина, которые издавал «Огонек», расходились мгновенно и очереди на подписку стояли по ночам, на меня смотрят недоверчиво и сочувственно. С тем же сочувствием глядели на меня американские студенты, с которыми я пытался поделиться впечатлениями от встреч с их нобелевским лауреатом и классиком Джоном Стейнбеком. Они его не читали и даже не слышали про такого. Как бы в развитие этих мыслей я приобрел на раскладке в московском Столешниковом переулке замечательный томик под названием «Все произведения школьной программы в кратком изложении». Книгу явно придумали и составили люди, как бы извиняющиеся за рутинность школьных программ. Они кратенько пересказали для школьников, занятых бултыханием в жизненном океане, толстые тома, которых те никогда уже не прочтут. Кроме кратчайшего изложения («Война и мир», том 1, часть 1. «Июль 1805 года. В петербургском салоне графини Шерер собираются гости…»), там есть еще куча полезнейших сведений об особенностях указанных книг («Преступление и наказание» Достоевского: «Центральный образ романа - Родион Раскольников. Его преступление - индивидуалистический бунт против порядков окружающей его жизни…»). Покупая книгу, я сказал продавцу, парню лет двадцати: «Мне все это читать приходилось. А теперь так просто…» - «Да, - сочувственно покивал парень. - Мои старики тоже намучились…»
Народная библиотека классики, издаваемая «Огоньком», - мост между умниками, читавшими нас раньше и теперь. Хорошо, что их много и они перекликаются.
Примерно через полгода моей работы в «Огоньке» нам удалось заснять на видеопленку тренировки военизированных групп в подмосковном городе Люберцы. Аккуратно подстриженные мальчики занимались боевым каратэ в специально оборудованных подвалах. В свободное от тренировок время эти орлы одевались в подобие униформы черного цвета и ездили в Москву, где отрабатывали разученные приемы, избивая хиппи, панков, рокеров и других волосатых обитателей московских бульваров. Так называемые «любера» вели себя очень нагло и пользовались явным благоволением местных властей и Министерства внутренних дел. Обо всём этом мы и написали; публикация была замечена и щедро цитировалась мировой прессой. Через неделю мне позвонили по «вертушке» и сообщили, что я вызван на секретариат ЦК для обсуждения статей в «Огоньке», направленных на компрометацию советской власти и ее органов правопорядка. Обиженные нами органы представлял на секретариате замминистра внутренних дел по фамилии Трушин.
Председательствовал Егор Лигачев, и первое, что он спросил, было: «Вы с кем? В чьей вы команде?» Я еще не успел ответить, как прозвучал второй вопрос, более личный: «А вы сами, когда видите этакое лохматое, с цепями на шее, приплясывающее существо, вы-то сами не хотите ли взять его за эту цепь и…»
Ответ мой был на научном уровне: «Весь опыт нашей истории свидетельствует, что, если человека бить, он не обязательно становится более патриотичен и лоялен к властям».
Меня пробовал спасти один из руководителей военно-промышленного комплекса Долгих, кто-то еще говорил о потерянности нашей молодежи, которой никто не занимается. Но Лигачев жал на свои аргументы, не столько желая немедленно стереть меня в порошок, сколько показывая твердость собственных убеждений. Ко мне пришло ощущение, что, тронув люберов, мы невпопад влезли в какую-то чужую игру, ведущуюся высоко и серьезно.
Я был достаточно опытен и понимал, что с первого раза не разорвут, поэтому просто ждал, чем все кончится. Кончилось смешно; меня спас член Политбюро товарищ Соломенцев, который с закрытыми глазами дремал все заседание, а затем вскинулся и, не обращая внимания ни на Лигачева, ни на остальных, произнес странную фразу: «Я вчера смотрел телевизор». Я тут же вообразил, как заседало брежневское Политбюро, где такие маразматики были в большинстве. Вот спал человек, спал, а затем проснулся и сказал про телевизор, а мог про птичек или про жизнь на Луне. Соломенцев сорок минут рассказывал про все, что он увидел с телеэкрана, и спас меня, как легендарные гуси некогда спасли Рим своим гоготом. Лигачев скис. После бесконечного соломенцевского монолога он буркнул о важности разговора, который должен поднять, послужить и содействовать, и закрыл заседание. Обошлось.
Мы видим далеко не всё. В частности, не видим того, что нам разглядывать не положено, - президентских помощников, которые зачастую и формируют мнения главы государства. Президенты - люди занятые, газеты им читать некогда, радио с телевизором тоже не очень им видны и слышны. Зато каждое утро на президентский стол попадает тоненькая папочка с выборкой самых главных новостей, и те, кто отбирает сообщения в эту папочку, бывают повлиятельнее министров. «Уже месяцев пять Горбачев не слышал ни одного хорошего слова о вас, - сказал мне как-то Александр Яковлев и после паузы добавил: - Обо мне тоже…» Накануне я как раз встречался с коллективом МГУ в актовом зале университета, отвечал на десятки вопросов, среди которых был один из популярнейших тогда: что думаю о Раисе Максимовне, супруге генсека, и ее роли в управлении государством? «Не уверен, что здесь самое время и место для рассуждений об этом, - сказал я. - Вот, если буду брать интервью у Михаила Сергеевича, то, может быть, и спрошу…» Назавтра мне позвонил Иван Фролов, помощник Горбачева: «Михаил Сергеевич расстроился, что ты сказал в МГУ, будто хочешь побеседовать с ним о поведении Раисы Максимовны. Зачем ты так?» Это же надо было - среди самых важных сообщений сунуть в папку главы государства донос с перевранным изложением сказанного! Горбачев обиделся, а я никогда не узнаю, кто из его помощничков смастерил эту кляузу…
Известный украинский поэт Виталий Коротич около двух месяцев провел в Соединенных Штатах Америки. Эта поездка была необычной — на автомобиле он пересек Штаты от океана до океана, выступая на литературных вечерах и участвуя в университетских дискуссиях.Автор ведет свой рассказ о самых разных сферах американской жизни, убедительно и ярко показывает противоречия буржуазного общества. Он пишет о желании простых американцев знать правду о Советской стране и о тех препятствиях, которые возникают на пути этого познания.
Эти записи В. А. Коротич начал систематизировать давно. Первые заготовки для книги делались в еще советские времена в Киеве, где автор рылся в документах и старинных фолиантах, доступных в архивах; продолжались в Москве, где количество печатных и не всегда печатных источников сразу увеличилось, дописывались в разных странах. Это взгляд на современников с необычного ракурса — из-за накрытого стола, в кругу самых неожиданных собеседников, рассказ о том, как мы и наши предки в разные времена жили-были-ели-пили, общались между собой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Еще одна повесть (будущего перестройщика) Коротича о горькой доле советских эмигрантов на буржуазной чужбине, рассказанная с позиции гордого превосходства от сознания того, что лично автору - хорошо на своей социалистической родине. Также автор неустанно напоминает о том, что ни в коем случае нельзя забывать о Второй мировой войне, а, в связи с этим, - и об угрозе поднимающего свою голову неонацизма.
Автор благодарит за финансовую помощь в издании «Избранного» в двух томах депутатов Тюменской областной Думы Салмина А. П., Столярова В. А., генерального директора Открытого акционерного общества «Газснаб» Рябкова В. И. Второй том «Избранного» Станислава Ломакина представлен публицистическими, философскими, историческими, педагогическими статьями, опубликованными в разное время в книгах, журналах, научных сборниках. Основные мотивы публицистики – показ контраста между людьми, в период социального расслоения общества, противопоставление чистоты человеческих чувств бездушию и жестокости, где материальные интересы разрушают духовную субстанцию личности.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Осенью 1960 года в престижном женском колледже Рэдклифф — одной из «Семи сестер» Гарварда — открылась не имевшая аналогов в мире стипендиальная программа для… матерей. С этого момента Рэдклифф стал центром развития феминистского искусства и мысли, придав новый импульс движению за эмансипацию женщин в Америке. Книга Мэгги Доэрти рассказывает историю этого уникального проекта. В центре ее внимания — жизнь пяти стипендиаток колледжа, организовавших группу «Эквиваленты»: поэтесс Энн Секстон и Максин Кумин, писательницы Тилли Олсен, художницы Барбары Свон и скульптора Марианны Пинеды.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.