Двадцать кубов счастья - [41]

Мы с Мариной часто наворачивали круги на районе. Как-то, в очередной раз прогуливаясь, моя половина, в олимпийке и трикошках, не высовывая рук из карманов, констатировала:

– Так, Спартак. Сейчас стрелканемся с Гариком, я у него заберу денег, а потом еще раз прошвырнемся у садика. Там я выцеплю своих лохов и выбью еще филок. Если будут мазаться – пизды получат. Меня на районе знают. И лохи знают, что если мне что-то не понравится – останутся без ног!

Вечно бегущая вперед, вечно пытающаяся у кого-то что-то отнять и забрать. Отец ее умер много лет назад, перед путешествием в иное измерение, выпив последнюю в своей жизни бутылку водки. Его сердце не выдержало. Отчим, отсидевший полжизни, жил теперь отдельно и встречался с ней лишь время от времени. Суровая и дикая действительность ее мира сделали из Марины сильную, дерзкую и агрессивную машину для охоты, у которой самосохранение и поддержание своего статуса выплескивались через кулаки и связи. Как странно, порой, переплетаются в одном человеке светлые и темные стороны. За завесой всей этой дикости на самом деле скрывалась жажда любви и понимания. Ей часто хотелось все изменить, начать жить по-новому и убежать от реалий той среды, в которой она уже основательно погрязла с головой. Сделать это, к сожалению, было невозможно. Сумасшедшая семья, закоренелые привычки и ее окружение туго стягивали цепями умирающую мечту, после чего следовало смирение. Наверное, нас объединяла боль и надежда, которые мы несли в глубине души. Она нашла во мне человека из другого мира, а я в ней – поддержку и заботу.

Мы стали встречаться каждый день, и это не ускользнуло от внимания Жабаса. Одноклассник, тайно желавший Марину, испытал боль поражения. Как-то, вместе встретившись, мы с Мариной официально заявили ему о своих отношениях. Чувство собственности взыграло с такой силой, что он кипел, и ярость его не знала границ.

– Да вы вообще охуели, ребята! Ты – моя, Марина! Понятно?! Ты – моя! Ты принадлежишь мне! Пусть мы не встречаемся, но встречаться с ним – ты не будешь! Спартак не из таких, как мы. А у нас с тобой есть связь! – кричал он, тыча на меня пальцем.

– Да ты гонишь, что ли, Леш? – пыталась успокоить его Марина. – Какая связь? Мы с тобой не были парой! Мы просто друзья и все… Как ты можешь запретить мне делать то, что я считаю нужным? Мы свободные люди, и я люблю Спартака, как и он меня.

– Реально, Жабас, ты чего так вспылил-то?

– А ты вообще молчи! С тобой никто не разговаривает, – оскалился он на меня. – Короче, вы не будете вместе! Я сказал! Я все для этого сделаю! А ты, Спартак, аккуратнее будь. У тебя суд скоро. Мало ли, что может произойти… Может тебя опять поймают и что-нибудь найдут… Сам ведь знаешь, жизнь – такая штука…

После этой стычки мы с Мариной поняли, что Леша теперь стал угрозой, и что сейчас от него можно ожидать крупных неприятностей. Преследуя свои интересы, он с легкостью мог совершить акт расправы. Когда покушаются на идеалы человека, на его собственность, на его мечту, которой не удалось достигнуть самому, когда остается только наблюдать за чужой победой, тогда зависть и жажда мести сносят голову на хрен. А я ведь и не подозревал о его намерениях в отношении Марины. Мы ни разу это не обсуждали. Он ничего не рассказывал. Мы понимали, что у нас нет возможности повлиять на съехавшего с катушек друга, и что в ближайшее время этот деспот начнет предпринимать конкретные действия, чтобы нас разлучить. Поэтому Марина предложила единственный выход из сложившегося положения:

– Надо ехать к Савелию. Черт, не хотелось бы, но этот придурок может натворить дел, а я не хочу тебя терять.

– Он нормально среагирует на меня?

– Если ты со мной, значит, все в порядке. Будь естественным. Он прожжённый. Чуйка у него на людей.

– Ладно, давай сгоняем, – согласился я.

Публика, которая окружала мою пассию, относилась ко мне с недоверием. Выглядел я, опять же, как ботан, и был весь такой неприступный, тогда как половина знакомых Марины откинулась, а другая половина – сидела на игле. Семья ее тоже смотрела на меня косо: уж слишком я был для них нежен. И все-таки, как часто мы ошибаемся, складывая пазл портрета личности.

Савелий ждал нас в своем частном доме недалеко от центра, куда новостройки еще не добрались со своими программами перезаселения. Отчим прибухивал в компании двух молодых парней: один сидел одинадцать лет за убийство, другой отмотал срок за воровство. Оба недавно откинулись. Они с интересом наблюдали за нами: вот, мол, какая сейчас молодежь. Савелий обнял Марину, и представил ее своей компании, как свою старшую дочь, после поздоровался со мной. Через некоторое время они, извинившись, удалились на кухню. Я сел на табуретку и стал молча ожидать, ощущая на себе оценивающие взгляды присутствующих. Они уже знали о том, что у меня идет судебный процесс: еще до нашего визита Марина все рассказала отчиму. Она использовала это обстоятельство, чтобы показать, что я не пай-мальчик, что я «свой».

Спустя полчаса мы уже вместе обсуждали, как наказать Жабаса. На троих было выпито две бутылки водки, интерес к Леше и возмущение за обиженную дочь разгорались, как и общая дискуссия.