Двадцать четвертая буква - [68]

– Но я видел и сфотографировал не иллюзию, а реальность.

– И вот перед нами отличное полотно, огромная полная луна, а потом на нее надвигается черное – туча, которая как бы застывает, и ты успеваешь ее сфотографировать. Не Мона Лиза, конечно, но фотография поражает. Знаешь, есть такое выражение «парад планет»… А у тебя были атмосферные условия, подходящее время года, луна в нужном месте над океаном, и все это дало тебе отличную возможность…

Дейв нажал клавишу. В левой половине экрана появилась фотография луны, сделанная О’Брайеном.

– Посмотри сюда, – сказал Дейв. – Твоя луна в равноденствии, прикрытая тучей, имеет, как ты и думал, поразительное сходство с рисунком отца Каллахана.

О’Брайен сел рядом с Дейвом и стал молча изучать оба изображения. Макс подбежала и устроилась рядом с ним.

– Когда я увидел, – произнес О’Брайен, – как эта туча затягивает луну, у меня в голове всплыло кое-что виденное в прошлом. Нашел тело отца Каллахана, я не смог прочесть его рисунок, но когда заметил силуэт на луне, то почувствовал, что две картинки как-то связаны. Во сне я видел… изображение Девы Марии. Она сходила с луны. Луна висела над заливом, кораблями… кажется, один корабль в гавани горел. Ястреб летал по старому собору. Еще там был волшебный человечек и ангел. Потом ангел указал на Деву Марию. Я видел мужчину в ниспадающем халате, который читал книгу, возможно, Библию. Я помню, как потянулся, чтобы дотронуться до Марии, и коснулся влажного холста.

Дейв кивнул.

– Я прочесал залы всех музеев, которые выставляют свои коллекции онлайн, а большинство из них так и делают. И даже если нет, работы мастеров можно найти на самых разных сайтах.

– Мастеров?

– Именно, Шон. Тебе снился не дрянной кошмар, друг мой. Ты собирал в памяти кусочки картины одного из лучших и, возможно, наиболее проработанного специалистами художника в истории искусства Ренессанса.

– Кого?

– Сегодня его понимают ничуть не лучше, чем в его дни, в конце четырнадцатого столетия. Когда Колумб открывал Новый Свет, этот художник писал свет истязуемый. Место, где существуют сад земных наслаждений, семь смертных грехов, Страшный суд… и сейчас, Шон О’Брайен, я покажу тебе картину Иеронима Босха, которая сводит вместе кусочки головоломки.

Дейв нажал несколько клавиш. Оба изображения исчезли с экрана, и на их месте появилась картина. Старая картина. На ней был изображен мужчина, сидящий на холме над гаванью. В гавани горел корабль. В левом углу картины сидел ястреб. Справа стоял на цыпочках гномоподобный человечек. На заднем плане на холме высился ангел. Он указывал на изображение солнца или луны, в центре которого сидела на полумесяце Дева Мария, держащая на руках младенца.

О’Брайен наклонился к экрану.

– Это она! Я помню, я видел ее в детстве, когда ходил на передвижную выставку в испанском музее.

– Эта картина Босха называется «Святой Иоанн на Патмосе».

О’Брайен посмотрел на Дейва.

– Патмос. Теперь понятно, что имел в виду отец Каллахан, когда писал «П-А-Т».

76

«Гибралтар» качнулся.

– У нас компания, – заметил О’Брайен.

Дейв взглянул на часы.

– Это Ник. Мы договаривались примерно в это время пойти в «Тики Хат» на ужин.

В каюту вошел Ник Кронус. Он ухмыльнулся, и густые усы поехали вверх, как у персонажа мультфильма.

– Шон, что с тобой стряслось?

– Долго рассказывать. А если коротко, то чтобы спасти человека от камеры смертников, приходится перешагивать или наступать на людей, которые не хотят его спасения.

Ник фыркнул, хрустнул мозолистыми руками и заявил:

– Мужик, прежде чем лезть в такую ситуацию, нужно было позвонить мне.

– Поверь, Ник, я и не подозревал, что окажусь на боксерском ринге, где поединок заканчивается смертью.

– Что? Иди ты! Да что случилось-то?

– Я все расскажу, когда будет больше времени. Дейв только что показал мне изображение одной очень старой картины. Художника зовут Босх. Он написал много картин, изображающих силы добра и зла. Взгляни сюда.

Ник подошел к компьютеру.

– Это одна из его картин, – сказал О’Брайен. – Она называется «Святой Иоанн на Патмосе». Ты что-нибудь знаешь об этом греческом острове?

Ник изучил картину и ответил:

– Это святой остров. Там есть большой монастырь. Многие греки приходят туда хотя бы раз в жизни. Туда был изгнан святой Иоанн. Он выжил с Божьей помощью. Жил там в пещере почти два года. Прислушивался к Богу и предсказывал Апокалипсис… Армагеддон.

– Откровение Иоанна Богослова? – уточнил Дейв.

– Ага, оно самое. Он был избран Господом, чтобы выложить все как есть, ну, ты понимаешь. Человек портачит… в смысле, по-крупному портачит – и не попадает в Царство Божие. Добро побеждает зло. То место, где жил святой, мы в Греции зовем Святым гротом.

Дейв посмотрел на картину.

– Все это явно повлияло на Босха. Но понять бы еще, что навело отца Каллахана на мысль нарисовать омегу.

Дейв нажал несколько клавиш, и на экране появилось новое полотно.

– Эта картина Босха называется «Искушение святого Антония». Давай я выведу вот этот фрагмент. Смотрите сюда.

О’Брайен и Ник придвинулись к экрану.

– Точно, мужик, – заявил Ник. – Это она, омега.

– Посмотри внимательно, – сказал Дейв, – выше куска ткани, на котором он рисует, рядом с парнем в цилиндре. Над ним видно скобу, место, к которому можно приковать узника… и она изображена в виде безупречной омеги.