Двадцать четвертая буква - [67]

– Шон, какого дьявола с тобой случилось?

– Я ухитрился выжить в смертельном поединке.

– Что?

– Задняя комната спортзала.

О’Брайен рассказал Такеру, что произошло.

Такер отпил сок и заявил:

– Нужно уведомить ФБР об этой деятельности.

– Что сказал судья Дэвидсон?

– Его жена сказала, что он в Сиэтле, что-то связанное с их старшим сыном и каким-то деловым соглашением.

– Когда он вернется?

– Не раньше субботы.

– Какие у нас варианты?

– Я могу подать ходатайство в Апелляционный суд пятого округа. В связи с близостью страшного часа суд может передвинуть ходатайство поближе и заслушать его, если нам повезет.

– А если нет?

– Они могут просто отказаться его принять. И все. Тогда наши возможности заметно сужаются… остаются губернатор и Верховный суд.

– Вы имеете в виду Верховный суд Флориды?

– Верховный суд Соединенных Штатов.

О’Брайен молчал.

– Чтобы нас услышал губернатор Оуэнс, нам требуется нечто осязаемое. Например, тест ДНК. Он бы позволил законным образом аргументировать сомнения, пока не будут получены результаты… те или иные. Верховный суд может просто отказаться заслушать ходатайство. Мы могли бы ходатайствовать об отсрочке казни посредством смертельной инъекции, упирая на жестокость и необычность способа исполнить приговор суда низшей инстанции. Однако всем этим мы просто заявляем, что если нужно убить Уильямса, то просто следует сделать это более мягким и менее болезненным способом.

– И каковы наши шансы в любом из этих сценариев?

– Так себе. Я буду бить тревогу всеми законными способами, которыми смогу. А ты чем сейчас займешься?

– Я собираюсь посмотреть на картину.

– Что?

– Картину пятнадцатого века.

– Ты выбрал паршивое время для похода в музей.

– Пожалуй. Но сейчас картина из прошлого может оказаться лучшим способом остановить казнь Уильямса.

– Каким образом?

– Сам толком не знаю. Мой друг просидел последнюю пару дней у компьютера, изучая и анализируя картинку, которую отец Каллахан нарисовал своей кровью.

О’Брайен помолчал.

– Понимаю, это может звучать странно…

– Поверь мне, адвокату ничто не кажется странным.

– А это может. Картина каким-то образом связана с греческой буквой омега, последней, двадцать четвертой буквой греческого алфавита. И если найти эту связь, все связи, они могут дать нам настоящее имя убийцы или весомое доказательство для любого суда.

Такер улыбнулся и уточнил:

– Ты имеешь в виду ту фигуру в плаще или какой-то силуэт напротив луны, верно?

– Я знаю, я где-то уже видел этот рисунок. Ощущение, как будто слышишь запах, которого не чувствовал много лет, или переживаешь воспоминания о давно забытых временах и местах. В ту ночь я увидел тучу, закрывающую луну, и вспомнил картину с Девой Марией. Она то ли спускалась с луны, то ли всходила на нее. Сейчас я вспомнил, что она смотрела вниз, на человека. Не знаю, кто он, но он смотрел на нее вверх и писал. Вы не могли бы подбросить меня в аэропорт?

– Поехали.

75

Макс первой увидела, как О’Брайен идет по причалу. Она металась по кокпиту лодки Дейва Коллинза, поскуливала, хвост делал милю в секунду, из пасти торчал розовый язык. Потом она залаяла.

– Ну, как моя девочка? – спросил О’Брайен.

Дейв высунул голову из каюты, ухмыльнулся и сказал:

– Последний раз я видел Макс такой возбужденной, когда вчера вечером готовил креветок на гриле с дубовыми дровами.

– Креветки – одно из ее любимых лакомств, – пояснил О’Брайен.

Он поднял Макс, и она немедленно облизала ему лицо и, возбужденно сопя, с обожанием уставилась на О’Брайена карими глазами.

– Предположу, что она по тебе соскучилась, – сказал Дейв.

– Удивительно, как она не убежала. Раньше я выглядел лучше.

– Я как раз собирался спросить, с кем ты сражался в Майами-Бич, с целым кокаиновым картелем?

– Типа того, – ответил О’Брайен, забираясь на «Гибралтар». – Спасибо, что присмотрел за Макс.

– Она отличный компаньон. Металась между нашими с Ником лодками. Даже не знаю, поддерживала контакты или просто хотела выяснить, кто ее лучше накормит.

– Кажется, она немного набрала вес. Ладно, показывай, что ты нашел.

– Взгляни в мое окно в мир искусства эпохи Возрождения – в мой компьютер.

О’Брайен понес ноутбук в одной руке, а Макс – в другой.

Дейв устроился у своего маленького офисного стола. Он набрал несколько слов и сказал:

– Для удобства показа я разделю экран на части. Левая половина пока останется черной. На правой – то изображение рисунка отца Каллахана, которое мне прислал Дэн Грант. Через минуту я выведу в левой половине увеличенную фотографию луны, которую ты сделал ночью.

Он взглянул на О’Брайена поверх очков.

– Тебе удалось оказаться в нужное время в нужном месте, при подходящих атмосферных условиях…

– Ты имеешь в виду тучи?

– Далеко не только их. Весьма примечательно, что тебе удалось увидеть это и сфотографировать. Смена времен года, ход планет и времени.

– Что?

– Равноденствие – уникальный момент, когда день и ночь, или черное и белое, если желаешь, равны друг другу. Луна восходит строго напротив солнца. Когда луна восходит, поднимается с востока над океаном, создается оптическая иллюзия. Из-за нее луна над горизонтом кажется намного больше, чем в любой другой точке неба. Над поверхностью земли или, как в нашем случае, над поверхностью океана возникает ложная перспектива, в результате чего луна в эту ночь и именно в этот момент кажется больше, чем обычно.