Два товарища - [16]

Собрались здесь же, в кабинете Аносова. Это были его товарищи по работе, которых он знал много лет. Некоторых он воспитал, выдвинул, например председателя исполкома, и радовался их успехам. Теперь придется расстаться. Он, Аносов, останется в городе для организации борьбы в тылу врага. Так было решено. Он сам этого хотел.

Совещание закончилось на рассвете. Все торопливо разошлись по своим местам. Город, казалось, спал — темный, затихший, хотя вряд ли кто-нибудь мог уснуть этой ночью.

Эвакуация возможна была только морем — в Крым, Новороссийск. Важно было соблюдать полный порядок и пресекать панику. В первую очередь отправили раненых бойцов из госпиталя и тех, кого доставили прямо с передовой, затем — женщин с детьми, стариков. Пароход ушел.

Ожидался еще один пароход и самоходная баржа. Но линия фронта угрожающе быстро приближалась к городу. Основные силы командование уже отводило на новые позиции, к востоку от города.

Часть жителей, не дожидаясь парохода, начала укладывать вещи, запрягать лошадей, кто имел лодку повместительнее, собрался уходить морем, а кто не имел ни лодки, ни лошадей, нагружал пожитки в ручные тележки, сажал в них детей, а сам впрягался в тележку. Были и такие, что не хотели покидать родной город, надеялись еще, что его отстоят.

Костя, во всяком случае, был уверен, что город не сдадут, и слышать не желал об отъезде.

Неужели здесь будут фашисты? На этой улице, на бульваре, в его собственной комнате? Это не укладывалось в голове Кости. Мрачный, злой, он не хотел никого видеть, сидел нахохлившись на морском берегу.

В таком положении нашел товарища Слава. Была получена телеграмма от доктора Шумилина. Он извещал, что зачислен на госпитальное судно, и просил жену немедленно ехать с детьми в Одессу, к его сестре.

— Папа не знает, что дорога отрезана, — грустно сказал Слава.

Костя не ответил.

— Наша школа тоже эвакуируется.

Костя молчал.

— Завуч передал, чтобы все пришли помогать…

Костя поднялся на ноги, нехотя произнес:

— Пошли.

Сам-то он не поедет, это он твердо решил, но помочь нужно.

На школьном дворе, обсаженном молодыми деревцами (их посадили в прошлом году), они увидели несколько соучеников. Были и школьники из других классов. Распоряжалась заведующая учебной частью Зоя Павловна, худощавая строгого вида женщина в больших роговых очках. Костя ее недолюбливал: это она преподавала в его классе русский язык и поставила ему «пос».

— А, — сказала Зоя Павловна, — нашего полку прибыло!

По ее указанию Костя и Слава принялись упаковывать и выносить из физкабинета электрофорную машину, лейденские банки, магдебургские полушария. Школа выглядела запущенной после пребывания в ней госпиталя. Но это была их школа, здесь они провели целых пять лет. И вот все кончилось: не будет ни занятий, ни экскурсий, ни пионерского отряда…

Косте вдруг сделалось так тяжело, что он готов был убежать. Выполнив порученную работу, он вместе со Славой прошелся по опустевшим комнатам, постоял в своем классе. Здесь недавно лежали раненые. Где они теперь? Где тот боец, которому Костя написал письмо? Если бы он знал, что здесь скоро будут фашисты!

Костя повернулся и быстро пошел прочь. Он снова уселся в одиночестве на берегу моря, думая все о том же: как попасть на фронт? Он согласен быть даже санитаром, кашеваром, лишь бы его взяли…

Костя вспомнил о старике Познахирко. Неужели и он уедет? Ведь когда-то он воевал с немцами, партизанил вместе с матросом Бакланом. Может, он посоветует, что делать?

Познахирко не оказалось дома. И Борьки не было, что удивило Костю: куда он потащился с раненой ногой? На вопрос, где Борька, его сестра Настя не пожелала ответить. Костя вышел на улицу, опять не зная, что делать.

Тут прибежал Сема Шевелевич с новостью: в горсовете формируется отряд самообороны. Это сразу изменило настроение Кости. По пути они прихватили с собой Славу и поспешили к горсовету. Но там, у подъезда, по-прежнему стоял часовой и пропускал лишь по документам. Костя вертелся вокруг него, надеясь как-нибудь прошмыгнуть. Но часовой стоял как скала.

Вдруг Костя разглядел в окне второго этажа знакомое, оливково-смуглое лицо. Семенцов! Он хотел окликнуть его — и не решился. Что он ему скажет? Семенцов его даже в лицо не знает. Сема заявил, что нечего попусту торчать здесь, и ушел; Слава колебался, а Костя все еще не терял надежды. Может быть, ему опять повезет и он встретит Аносова. Аносов поможет… Увы, вместо Аносова явилась тетя Даша.

— Где ты был? — сказала она. — Столько хлопот — и еще тебя ищи. Собирайся: едем!

— Куда? — разом спросили Костя и Слава.

— Детский сад эвакуируется, и мы с ним.

— Я не поеду, — мрачно ответил Костя. — Пусть они едут! — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону улицы, по которой двигались повозки, брички с домашним скарбом.

— Вот как! — Тетя Даша внимательно посмотрела на Костю, так что ему стало не по себе. — А ты? — обратилась она к Славе.

— И я… мы вместе.

— Вместе так вместе. Помогите нам собраться, иначе не успеем.

На это товарищи согласились. Они были заняты почти до вечера и, наконец, усталые, голодные, отправились по домам.

Костя прошелся по комнатам и в нерешительности остановился. Хотя он заявил, что не поедет, но собрать кое-какие вещи, не свои, конечно, а теткины, нужно. Он достал рюкзак, живо нагрузил его всякой всячиной и вышел во двор.