Два семестра - [69]

Потом, закурив, Ксения сказала:

—      Так ты, Фаина, предлагаешь — ранний брак...

—      Когда это я предлагала?

—      Ну, все равно кто... По правде говоря, я не уверена, что счастье в том, чтобы спать рядышком. Понимаешь, любимый в исподнем — это очень далеко от поэзии. Опять же отрыжка, и мало ли что. Вот ты разгневалась на меня за Вадима, а ведь он... — Ксения осеклась, встретив взгляд Фаины. — Ладно, мимо... — сказала она. — Я не навязываю тебе своих мнений, ты человек здоровый, реалистка. Словом, я немножко займусь Каей. Цель — убрать лоботрясов. А потом пусть падает в законные объятия Тейна!

—      Имей в виду, что морочить ее я не позволю.

Ксения улыбнулась неожиданно доброй улыбкой.

—      Не будь такой злопамятной, Фаинка. Я просто попытаюсь воздействовать на нее средствами литературы.

—      Ох и еще раз ох! Будешь читать ей отрывки из классиков?

—      Это тоже недурно. Начать с конца восемнадцатого века: опомнитесь, о Селина, очнитесь, о Валерьян!.. Ты, кстати, не знаешь ли, куда делся Валерьян, то есть этот шахматный конь, Тейн? Он в городе?

—      Ксения! Я боюсь! Ты все испортишь! Не надо, я сама!..

—      А что ты можешь сама? Ты слишком неопытна.

—      Посоветуюсь с каким-нибудь умным и сердечным человеком.

Ксения с минуту молча смотрела на Фаину.

—      Не обижайся, Фаина, но... Говорить откровенно, как раньше?

—      Конечно.

—      Не намечен ли уже у тебя этот умный и сердечный человек? И не затем ли ты к нему пойдешь, чтобы развернуть перед ним богатства собственной души? Я знаю, ты очень привязана к Кае, но... ведь так сладко ощутить свою безупречность, особенно перед умным и сердечным человеком. Да и тема такая приятно щекочущая — чья-то любовь, чьи-то страдания... Не обижайся!..

—      Это у меня твердое решение — не обижаться на тебя.

—      Значит — так глубоко обижена, что больше не обижаешься... — вздохнув, сказала Ксения.

Она была опечалена, и Фаину это тронуло. В эту минуту ей захотелось уничтожить преграду между ними, быть искренней... и справедливой — не носиться так со своей обидой.

—      Ты знаешь мои слабости, Ксения, — тихо сказала она. — Иногда я принимаю твои обвинения, хоть и сержусь... Но нельзя же постоянно подлавливать меня, искать за каждым моим словом низкие мысли и побуждения. Поверь мне, я хочу помочь Кае, а не любоваться собой.

Ксения невесело задумалась.

—      Да, у тебя живые чувства, — проговорила она упавшим голосом, — а у меня только теория, холодный план. Может быть, я и не знаю, что такое живые чувства...

—      Зачем ты так, Ксения... Это же не правда или, вернее, не вся правда...

Ксения вдруг вскинула голову, дыхание у нее участилось — кажется, Фаина никогда не видела ее в таком волнении...

—      Слушай, Фаина, сейчас я скажу то, чего никому не говорила... Может быть, ты тогда простишь мне игру с Вадимом. Этот Вадим... вся эта история — искажение моего собственного странного случая, который теперь... ведет за собой мою жизнь. Ты не смотри так, не пугайся! А впрочем, пугайся... Да нет же, я не схожу с ума, хотя тебе это покажется сумасшествием. Не перебивай, а то не скажу совсем...

Фаина не перебивала замолкшую на миг Ксению, молчание тоже нельзя сейчас перебивать.

—      Я часто валяю дурака, — сказала та чуть спокойнее, — но для меня литература — чудо. Я не о своих писаниях говорю, я о чудесных, их мало... — Ксения опять заволновалась. — И вот случилось — одно произведение потрясло мне душу... Если бы автор не умер, а он умер несчастным и рано, я перевернула бы всю жизнь, чтобы приблизиться к нему, я хоть бы в домработницы к нему пошла. А те крохи, что у меня есть, отдала бы ему... понимаешь, у него тоже могло быть — вдруг не то слово. Если бы за всю жизнь я подсказала ему пять или шесть слов, я была бы счастлива, они бы остались в его книгах. — Ксения резко побледнела. — Это и есть любовь, самая бескорыстная, какая существует в мире. Я выучила его вещи наизусть... Его лицо такое же прекрасное... Скажи, кого можно полюбить при таком состоянии души? Юру Поспелова? Или... ну, был, был подобный же Юра, и нравился даже, но это не любовь, и не будет ее у меня... О боги мои!.. Фаинка, прошу тебя, не спрашивай и никогда больше не будем об этом говорить!.. Понимаешь?

Что-то Фаина понимала, но больше жалела Ксению, чем пыталась понять. Ксения же сделала крутой поворот, от которого у Фаины екнуло сердце, хотя его и можно было ожидать:

—      Тсс... Ты, Фаинка, меня не оплакивай преждевременно! Летом я буду ходить на пляж. Я тыщу раз читала, что любовь начинается на краю какого-нибудь водоема. Герой случайно видит героиню обнаженной — и тут его и прихлопывает возвышенная любовь на всю жизнь. Правда, это происходит с мужчинами, но чем черт не шутит, может быть, повезет и мне!..

В таком роде Ксения болтала дальше. Слушать было неприятно, однако Фаина слушала, жалея ее и помогая ей замкнуть наглухо ту минуту искренности.

—      Я все-таки хочу спросить тебя, — сказала Фаина, — как ты собираешься повлиять на Каю?

—      Так ведь я уже говорила: подходящим литературным произведением. Прежде всего пусть узнает, как к ней относятся ее лоботрясы... Куда ты смотришь, Фаинка? Что там?..