Два семестра - [70]

—      Уйдем... — прошептала Фаина. — Нас слушают...

—      Кто? Этот?.. — Ксения искоса поглядела на молодого человека за соседним столиком, но он поднял такие бледные, пустые глаза, что сразу стало ясно — не слушает. — Да что он разберет? и зачем ему?..

—      Все равно, не хочется больше здесь сидеть. Со всех сторон уши...

Однако Ксению трудно было провести, она осмотрелась еще и, тихонько засмеявшись, сказала:

—      Тебе мешают два умных и сердечных человека, которые пьют кофе вон в том углу.

Это была чистая правда — в том углу пили кофе Гатеев и Сильвия Александровна. В другой раз проницательность Ксении раздосадовала бы Фаину, но сейчас она только усмехнулась в ответ, с радостью осознав вдруг, что в их дружеских отношениях сегодня произошла перемена.

—      Ладно, Ксения. Но не называй ничего определенными словами, а то — знаю я тебя! — ты из незабудки сделаешь банный веник... Пойдем домой!

Вернулись домой молча, если не считать неодобрительного отзыва Ксении о рыжих усах коменданта, встретившего их в дверях общежития. Молча обе принялись писать — Фаина дипломную, Ксения неизвестно что.

Прошел почти час, затем Ксения сказала:

—      Перванш.

—      Что, что?..

—      Перванш — цвет барвинка, темно-голубой. Тебе тоже был бы к лицу.

—      Когда это ты научилась разбираться, что кому к лицу? — небрежно спросила Фаина.

—      Сегодня. На работе эта Сильвия Реканди зануда и придира, а так, за чашкой кофе, прелестная женщина. От волос сияние... И кофточка красивая — настоящий барвинок.

—      Да, — ответила Фаина.

—      А если уж зашла речь о цветочках, то я все-таки тебе, Фаинка, горячо рекомендую начихать на незабудки, пока они в самом деле не превратились в банный веник.

Доказав таким образом, что она умеет обойтись без определенных слов, Ксения снова замолчала; перо бегало по бумаге до полуночи, писало неизвестно что.

На другой день Фаина работала дома. От вчерашнего вечера осталась мелодия в миноре — от музыки в кафе, которую она будто и не слышала, а оказывается, принесла домой, и теперь надо делать усилие, чтобы она не звучала. Надо непременно увидеться с ним, что-то переменить, заглушить, пусть звучит иначе... Ксения всего не знает, потому и советует «начихать на незабудки». Довольно противное словосочетание, кстати говоря...

Но когда же будет встреча? Хоть сегодня, если ее чуточку подтасовать. Подтасованная, шулерская?.. А что же делать, если нет терпения...

В пять часов Фаина, с краплеными картами, отправилась в библиотеку. Если его там нет, то можно условно считать, что нечестной игры не было.

Его нет. На его месте сидит старик, читает газету. На Фаину он почему-то посмотрел злыми глазами. Уж не воплотился ли тот, выдуманный, с палкой в руках? Вот сейчас подымется и скажет: «Вы, товарищ Кострова, даже газет не читаете? О международном положении и о сельском хозяйстве вы вспоминаете только перед экзаменами? И дипломная у вас пустяковая. Займитесь хотя бы товароведением. И не улыбайтесь — на складах нет подтяжек...»

Повеселив себя этой речью, Фаина принесла на стол газеты. Старик, довольный ее послушанием, перестал бросать недобрые взгляды. Конечно, его правда, газеты надо читать регулярно... Так. Сельское хозяйство? Посмотрим, не пишут ли о рыболовецких артелях. Есть. Рыбаки Причудья честно выполнили свой долг перед государством... Подледный лов, тонны, цифры... А Фаине Костровой полагалось честно поехать к отцу. Чем себя оправдать? Учиться можно было и дома.

За рубежом. Президент Джонсон внес предложение о реформе системы выборов. Интересно, указал ли в примечаниях, что не следует убивать предыдущего президента?.. В Бонне намечена программа исследований в области ядерной техники. Мороз подирает по коже, но надо дочитать до конца. Волнуется весь мир, нельзя исключать себя.

А вот укол в сердце — снимок. Расстреляна двадцатилетняя девушка, схваченная во время мирной демонстрации в Сайгоне. «Этот фотодокумент обличает кровавый режим южновьетнамских марионеток...» Фаина отвела глаза от снимка, как будто он упрекал ее в чем-то. Нет, не ее, но как могла она только что улыбаться... Чтобы прогнать странное чувство вины за то, что эта девушка уже никогда не улыбнется, Фаина нарочно задумалась над словом «марионетка». Слово не подходит. Если кровавый режим, то это не только не куколки, это даже не чертовы куклы, это сам сатана. А может быть, слово и верное в одном смысле, но так или иначе — правит сатана.

Фаина развернула другой широкий лист. Вот что-то о воспитании... «Каждое время рождает новую технику, и оно же определяет нравственные идеалы людей, их душевное богатство. Большая роль в познании жизни принадлежит науке, и интерес молодежи к науке велик. Но достаточен ли интерес к эстетической культуре человечества? К сфере культуры чувств и бытового поведения? Несомненно здесь есть пробелы, иначе нам не приходилось бы так часто говорить о перевоспитании, то есть об исправлении уже испорченного. Человек же для своего исправления нуждается не только в «трудовых мероприятиях», но и в привитии ему эстетики чувств. Это не падает с неба. Нужны усилия писателей, педагогов, врачей, юристов, усилия общественности...»