Два секрета любовницы - [26]

Глава 7

Вещей у Синнии было немного. Сестры накинулись на ее гардероб подобно саранче, как только она прибавила в весе и не смогла носить большую часть одежды.

Трелла проявила немыслимую щедрость, снабдив ее одеждой для беременных, и к тому же отказалась взять деньги.

Они с Треллой встречались тайком через каждую неделю. И без ее поддержки Синния просто развалилась бы на части.

Помогало также погружение в работу. Выпадали часы, а иногда и дни, когда ей удавалось забыть, что она сидит на бомбе замедленного действия.

Но она знала, что сказать Анри придется.

А он будет настаивать, чтобы она вернулась по соображениям безопасности.

Синния не могла прийти в себя от его горечи, у него был вид человека, потерпевшего поражение. Ее твердое намерение поступить по‑своему дало трещину не от взрыва гнева, а от беспомощной муки на его лице. Она не может, никак не может причинить ему еще большую боль. Совесть ей не позволяет.

Ее жизнь теперь изменится окончательно, а вот отношения с Анри на этот раз будут совершенно другими. Она больше не будет равной ему.

В прошлом она могла делать вид, что они ходят по параллельным дорогам, живут каждый своей жизнью и пересекаются, когда им это удобно по одной и той же причине. Причина эта — секс.

Еще до того, как забеременела, Синния уже понимала, что стала эмоционально богаче Анри и не удовлетворяется тем, что ее жизнь крутится вокруг него. Она скрывала это от самой себя и от Анри, но задавалась вопросом, как глубоко душевно он вовлечен в их отношения.

В типичной для него манере он уклонился от вопроса «Ты любишь меня?» и со скучающим видом произнес:

— Если ты ждешь предложения о…

— Я не спросила, хочешь ли ты жениться на мне, — резко оборвала его она. — Я спросила, любишь ли ты меня.

— А причина в том, что ты хочешь изменить то, что происходит у нас. — Он даже не поднял головы от планшетного компьютера, словно это был ненужный, утомительный разговор. — Я же говорил, что никогда не женюсь на тебе.

Синния сделала глоток апельсинового сока, чтобы заглушить тошноту.

Уже две недели она знала, что беременна, и ее мучила совесть. Она чувствовала себя не в своей тарелке, и Анри это заметил. И спросил, почему она такая рассеянная и отстраненная. Он даже пощупал ей лоб, поинтересовавшись, не заболела ли она.

Синния знала — с болью в сердце, — что он не придет в восторг от ее беременности. А она… она была счастлива. Нет на свете мужчины, кроме него, от которого она хотела бы родить ребенка.

Но не подобным образом — он не должен сознавать, что она им манипулирует, вынуждая жениться на ней. И чтобы не было того, что происходит сейчас: она любит, а у него нет никаких глубоких чувств.

А вдруг она подтолкнула его к тому, что он не ответил на ее чувства? Скажи она сразу: «Я люблю тебя», он, возможно, нашел бы нежные слова. И, кто знает, они продолжали бы жить дальше.

Она этого не сделала. Она заперла свое сердце на крепкий замок, приготовилась к тому, что ее отвергнут, и, мало того, поспешила уйти, раненая, в праведном негодовании.

— Я всегда хотела детей, — напомнила ему она. — Ты сказал, что, когда я буду готова создать семью, ты меня отпустишь. Ты сдержишь слово?

— Конечно.

Почему он хотя бы не сказал в тот момент, что привязался к ней? Почему не сказал, что будет скучать без нее? Или как‑то дал понять, что не хочет, чтобы она уходила?

Как ее угораздило влюбиться в него, если она ему безразлична? Она ведь не дура, способная на полное самоуничижение. А может, так оно и есть?

Он действительно ничего к ней не испытывал? С того момента, как он сюда вошел, он не выразил ни капли радости, что снова ее видит. Лишь гнев и негодование.

Глаза у Синнии наполнились слезами. Разлука не сделала любящим его сердце. Он по‑прежнему ничего не чувствует к ней.

Отчаяние охватило ее, глаза жгли слезы. Она плакала исключительно поздно ночью, лежа в темноте без сна, подтянув колени к животу — к своим детям. Ей было холодно, потому что вторая часть кровати, его часть, пустовала.

Но днем она была сгусток уверенности и практичности.

А как защитить свое сердце, если придется снова жить с ним, видеть его каждый день? И полились слезы.

Синния уткнулась лицом в комок из платков, тело сотрясалось.

— Синния.

Его голос, мягкий, теплый… Это стало последней каплей. Как ему удается… как он может произносить ее имя так, будто она ему нужна? Когда на самом деле это не так.

Синния почувствовала, что падает.

Крепкие руки подхватили ее и подняли. Синния стукнула его сжатым кулаком, ненавидя за то, что он такой сильный, мощный, а она толстая, слабая, поверженная.

Он уложил ее на кровать, лег рядом, прижал к груди и поцеловал в лоб, шепча что‑то по‑французски.

Синния перестала плакать и сердито выкрикнула:

— Я тебя не понимаю! — Она не про его французский. Она не понимала, почему он такой нежный.

— Я сказал, чтобы ты не боялась, chйrie. Тебе ничего не угрожает. Обещаю, что и ты, и дети будут в полной безопасности.

Не о том он говорит! Но Синния была настолько потрясена тем, что он ее обнимает, что сдалась и позволила боли последних недель, недель без него, утихнуть.

Он гладил ее по волосам и бормотал что‑то ласковое, успокаивая.