Два рассказа - [7]

Апо Лангит был к ним добр, и год выдался удачным: рис вырос высоким, и урожай обещал быть обильным. К тому времени, когда начали дуть восточные ветры, поля уже были убраны. И корабли Узкоглазых с перепончатыми, как крылья летучей мыши, парусами, груженные кувшинами и тарелками, колокольчиками и гонгами, уже огибали вновь морскую косу. Даже рабы получили новую одежду, а некоторые из них — и свободу, но они предпочли остаться с дая, чтобы делить с ними мир и процветание.

Да, это был добрый год, но только не для Вайвайи. У нее впервые в жизни начался сильный приступ лихорадки — перед самой уборкой урожая. И хотя Парбангон приготовил ей лекарственный отвар, девушке становилось все хуже. Даяв совершил жертвоприношение Апо Дага — Госпоже Земле. Исполненный дурных предчувствий и напуганный, он поставил в угол, где она спала, чашу с клейким рисом и сваренными вкрутую яйцами. Лихорадка не оставляла Вайвайю еще несколько дней, и когда она наконец вновь смогла делать свою работу, ее шатало от слабости.

Вайвайя была приветливой и дружелюбной. Она улыбалась всем, кого встречала на пути, с почтительным уважением относилась к родственникам и друзьям Даява. Он был убежден, что она родом из знатной семьи, хотя девушка никогда и ничем не выдавала этого. Но почему же она отправилась к реке? После Вайвайя сама рассказывала, что виной всему была ее любознательность, ей тоже захотелось перебраться через реку, даже если потом пришлось бы бежать быстро, как олень. Она часто взбиралась на гору и обозревала весь широкий мир: и лес, и равнину, и реку, впадавшую в море.

Однажды Даяв позвал ее ночью к морю, когда прибой был грозен, а звезды так и не появились на небе. Вайвайя сперва боялась, но он крепко взял ее за руку и повел в воду. Они грудью встретили обрушившиеся на них валы и добрались туда, где море было поспокойней, хоть волны и поднимались до самых плеч.

Даяву хотелось как-то скрасить ее одиночество, хотелось объяснить, чем вызвана неприязнь его соплеменников, но у него это не очень получилось.

— Дело не в тебе самой, просто, глядя на тебя, они вспоминают... — начал он.

В полутьме ее глаза сияли, лицо осветилось благодарной улыбкой. Она ответила уклончиво:

— Не беспокойся, я могу жить где угодно, даже за морем, хоть и не знаю, что там за жизнь.

— Труднее всего понять, о чем думают другие люди, чужой народ, мы этого никогда не узнаем, — сказал Даяв.

Ей все тяжелее становилось делать работу по дому, сносить постоянные оскорбления. Она похудела, осунулась, один раз во время месяца дождей он застал ее за ткацким станком с неподвижным челноком в руках. Щеки Вайвайи были мокры от слез. Даява захлестнула волна сострадания — ведь ему с самого начала было ее жалко.

Рано утром он приготовил еды в долгий путь — сушеное мясо, рис, сваренный в кокосовом молоке, соль, сахар, воду в бамбуковых трубках. Сказал Вайвайе, чтобы собрала свои вещи, хотя у нее почти ничего и не было, кроме старого платья, сандалий из буйволиной кожи, которые уже порядком износились, да куска ткани ее собственного изготовления. Они оставили селение дая еще до восхода солнца и к исходу следующего дня были уже у реки.

Всю ночь Даяв был совершенно спокоен, а тут, взглянув, как она послушно шагает рядом, он вдруг почувствовал, что его сердце полно печали. Он сам вел ее назад и намеревался проводить как можно дальше, за реку, поэтому пришлось дожидаться темноты и звезд на небе. В одном месте Вайвайя оступилась на мшистом валуне — он подхватил ее, ощутив тепло и упругость гибкого тела.

Они добрались до поворота реки на другой стороне и, как и намеревался Даяв, отыскали место, откуда он тогда заметил ее. Перекусив холодным рисом и сушеной рыбой и напившись воды, они улеглись на песке, подстелив кусок сотканной ею ткани. Он заснул быстро, а проснувшись с первыми проблесками света, с радостью обнаружил, что она здесь, рядом с ним. Даяв долго любовался ею: ровно дышащей грудью, полураскрытыми губами, закрытыми глазами. Потом она зашевелилась.

— А я думал, ты уйдешь этой ночью, — сказал Даяв, — Ты догадалась, зачем мы с тобой здесь. Я причинил тебе столько зла, принес столько печали. Я все делал не так с самого начала, теперь я понял это.

Он поднялся на ноги, вытащил из притороченных на боку ножен свой нож и протянул ей.

— Теперь ты можешь отомстить мне, — сказал он просто.

Глаза Вайвайи округлились от изумления и неожиданности. Она бросилась на колени, обхватила руками его ноги и стала целовать их.

— Даяв, я — твоя, — только и смогла прошептать она.

Так все и началось. Просыпаясь по утрам, когда в траве еще блестела роса и над домами начинал виться серый дымок растапливаемых очагов, он неизменно находил приготовленный завтрак, а она молча ждала рядом, готовая исполнить любое его желание.

Их первая близость стала для него откровением. Даяв взял ее с собой в общинный лес собирать дрова: надо было сделать запас на сезон дождей. Вайвайя несла свою поклажу на голове, ловко балансируя тяжелым грузом, а он — на плече, на коротком шесте. День был жаркий, и капли пота блестели у нее на затылке, как жемчужины.