Два листка и почка - [72]

Шрифт
Интервал

— Приходи ко мне в бунгало, — отрывисто произнес он, — я тебе дам всяких украшений, бусы…

— Ни за что, — пронзительно крикнула Леила, — уходи! Я позову отца. Мне все равно, кто ты… пусть сахиб, все равно, уходи и не приставай. Мне попадет от отца, если я вернусь после захода солнца… О! — и она издала жалобный стон, похожий на рыдание, и с надеждой оглянулась вокруг: но над ними было только пустынное небо, далекое и равнодушное.

— Не дури, — прошептал Рэджи, нагнувшись к ней.

— Хай, хай! — взвизгнула Леила и бросилась со всех ног бежать с протянутыми вперед руками, едва не задохнувшись от страха.

Рэджи смущенно ухмыльнулся и медленно пошел к дому. Его все еще влекло к этой очаровательной девушке. Обманутое ожидание лишь сильнее разожгло его желание, сердце жарко колотилось в груди, и весь он покрылся испариной. Перед глазами его стоял образ девушки, в отчаянии спасающейся от него бегством — он дразнил и делал ее еще желаннее. Рэджи не привык к такому отпору, упрямство девушки его бесило, он весь горел желанием, нерастраченным со времени истории с женой Неоджи. Недолго думая, он перешел по мосту речку и коротким путем, через рисовые поля и ряды чайных кустов, направился к поселку кули.

Рэджи слышались кругом странные шорохи, нарушаемые лишь звуком его шагов, раздававшимся в неподвижном воздухе. Тени ночи заволокли все вокруг, лишь впереди светил одинокий огонек из домика кули. Рэджи прислушивался к собственному дыханию; нервы его напряглись, ему стало чудиться, что он призрак, идущий на свидание с дьяволом. Охватившее его желание заслонило от него весь мир, он шел, не видя ничего перед собой, словно слепой, положившись на свой инстинкт, привычку и удачу.

Хотя страсть и сделала Рэджи невменяемым, он интуитивно шел в нужном направлении, и вскоре перед ним в темноте стали все яснее обрисовываться очертания домиков кули. Хижина Гангу стояла над крутым оврагом, и Рэджи с трудом туда добрался, весь мокрый от пота. Он перевел дух и стал ждать, пока успокоится бешено колотившееся сердце. Затем он прислушался и, как вор, начал оглядываться по сторонам.

Где-то в отдалении женщина звала своих детей, в другой стороне слышно было, как рубили дрова, но возле домика Гангу все было тихо.

Рэджи осторожно переступил шаг, другой.

Вдруг мимо него быстро прошел мужчина с кувшином на голове. У Рэджи душа ушла в пятки. Впрочем, успокаивал он себя, достаточно одного его слова или движения руки, чтобы все эти кули разбежались прочь, как мыши.

Голова его пылала. Он вздрагивал от собственных шагов — под ногами шуршал гравий, насыпанный вокруг дома. Рэджи трусил.

Но вот и ее домик. Он запомнил его с того дня, как впервые увидел девушку несколько месяцев тому назад. Он, кроме того, знал, где жил Гангу — зачинщик беспорядков; если только она его дочь, то должна быть тут.



Он снова оглянулся, чтобы удостовериться, что за ним никто не следит. Но поблизости не было ни души, хотя кругом слышались чьи-то голоса, кашель, отдельные возгласы.

Тогда Рэджи на цыпочках подошел к хижине и, осмотревшись в последний раз, постучал в дверь и позвал:

— Эй, девушка, выйди-ка ко мне, мне надо переговорить с тобой.

Никто не ответил, но Рэджи услышал шепот за дверью. Он приложил к ней ухо, но, не разобрав ничего, отошел на шаг и стал соображать, что предпринять.

Вдруг из двери показался мальчик, восьмилетний сын Гангу. Он узнал его в лицо, так как тот постоянно приветствовал его и бежал за его мотоциклом.

— Попроси твою сестру выйти, — сказал ему Рэджи, — получишь рупию.

Рупия была монетой сказочной, и поверить сахибу было нельзя. Да и сахиб выглядел сердитым. Будху с пронзительным криком побежал за отцом к Нараину…

— Папа, папа!

Этот крик всполошил Рэджи, и когда мальчик стал снова звать, он потерял голову; вот сбегутся кули и обнаружат, что он тут неизвестно зачем прячется между домиков!

В сердце его вскипела слепая ярость. Он выхватил револьвер и наудачу выстрелил несколько раз в темноту.

Вспышки выстрелов сверкнули над головой мальчика. Тот продолжал звать отца.

Рэджи уже хотел бежать, как вдруг очутился лицом к лицу с Гангу.

— Так получай же, подлая сволочь! — крикнул он, не помня себя от ярости, и разрядил свой пистолет в стоявшего перед ним человека.

Тот со стоном упал на землю.

Рэджи в панике бросился бежать, точно за ним гналась смерть.

Глава 26

После разбирательства, продлившегося три дня, Рэджинальд Чарльз Вильям Хант, помощник управляющего чайной плантации Макферсона, предстал по обвинению в преднамеренном убийстве — а может быть, в убийстве при смягчающих вину обстоятельствах — перед судьей мистером Моуберли и присяжными заседателями — семью европейцами и двумя индийцами.

Секретарь суда обратился к заседателям:

— Вы признаете подсудимого виновным или невиновным в преднамеренном убийстве Гангу Сингха, кули с чайной плантации Макферсона?

Старшина присяжных ответил:

— Большинством голосов мы признаем его невиновным.

Секретарь суда вновь обратился к заседателям:

— Признаете ли вы подсудимого невиновным в совершении убийства, ввиду смягчающих вину обстоятельств?

Старшина присяжных ответил:


Еще от автора Мулк Радж Ананд
Гаури

Это незабываемая история любви — сильной и всепобеждающей, жертвенной и страстной, беспощадной и губительной! Робкие признания, чистые чувства, страстные объятия и неумолимые законы Востока, заставляющие влюбленных скрывать свои чувства.Встречи и расставания, преданность и предательства, тайны и разоблачения, преступления и наказания подстерегают влюбленных на пути к счастью. Смогут ли они выдержать испытания, уготованные судьбой?Агентство CIP РГБ.


Рекомендуем почитать
Игра судьбы

«В знойный, ясный июльский день 1768 года, по Луговой улице (ныне Морская), что прилегала к Невскому проспекту в Санкт-Петербурге, часу в третьем дня, медленно двигалась огромная карета очень неказистого вида. Она вся вздрагивала, скрипела и звенела гайками при каждом толчке; казалось, вот-вот развалится допотопный экипаж; всюду виднелись какие-то веревочки и ремешки. Наверху ее были грудой навалены сундуки, ларцы и корзины самых разнообразных форм; позади, на особом плетеном сиденье, похожем на мешок из веревок, сидел парнишка лет пятнадцати и, разинув рот, поглядывал по сторонам…».


Розы и тернии

Николай Николаевич Алексеев (1871–1905) — писатель, выходец из дворян Петербургской губернии; сын штабс-капитана. Окончил петербургскую Введенскую гимназию. Учился на юридическом факультете Петербургского университета. Всю жизнь бедствовал, периодически зарабатывая репетиторством и литературным трудом. Покончил жизнь самоубийством. В 1896 г. в газете «Биржевые ведомости» опубликовал первую повесть «Среди бед и напастей». В дальнейшем печатался в журналах «Живописное обозрение», «Беседа», «Исторический вестник», «Новый мир», «Русский паломник».


Развенчанная царевна

Николай Андреевич Чмырев (1852–1886) – литератор, педагог, высшее образование получил на юридическом факультете Московского университета. Преподавал географию в 1-й московской гимназии и школе межевых топографов. По выходе в отставку посвятил себя литературной деятельности, а незадолго до смерти получил место секретаря Серпуховской городской думы. Кроме повестей и рассказов, напечатанных им в период 1881–1886 гг. в «Московском листке», Чмырев перевел и издал «Кобзаря» Т. Г. Шевченко (1874), написал учебник «Конспект всеобщей и русской географии», выпустил отдельными изданиями около десяти своих книг – в основном исторические романы. В данном томе публикуются три произведения Чмырева.


Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов…

В тихом городе Кафа мирно старился Абу Салям, хитроумный торговец пряностями. Он прожил большую жизнь, много видел, многое пережил и давно не вспоминал, кем был раньше. Но однажды Разрушительница Собраний навестила забытую богом крепость, и Абу Саляму пришлось воскресить прошлое…


Серебряная чаша

Действие романа относится к I веку н. э. — времени становления христианства; события, полные драматизма, описываемые в нем, связаны с чашей, из которой пил Иисус во время тайной вечери, а среди участников событий — и святые апостолы. Главный герой — молодой скульптор из Антиохии Василий. Врач Лука, известный нам как апостол Лука, приводит его в дом Иосифа Аримафейского, где хранится чаша, из которой пил сам Христос во время последней вечери с апостолами. Василию заказывают оправу для святой чаши — так начинается одиссея скульптора и чаши, которых преследуют фанатики-иудеи и римляне.


Крымская война

Данная книга посвящена истории Крымской войны, которая в широких читательских кругах запомнилась знаменитой «Севастопольской страдой». Это не совсем точно. Как теперь установлено, то была, по сути, война России со всем тогдашним цивилизованным миром. Россию хотели отбросить в Азию, но это не удалось. В книге представлены документы и мемуары, в том числе иностранные, роман писателя С. Сергеева-Ценского, а также повесть писателя С. Семанова о канцлере М. Горчакове, 200-летие которого широко отмечалось в России в 1998 году. В сборнике: Сергеев-Ценский Серг.