Два листка и почка - [71]

Этот первый день в Индии особенно запомнился. Вечером за обедом в офицерском собрании было не до новичка — все были заняты приемом в честь командующего. После первого тоста за здоровье его величества короля Рэджи, совершенно одинокий в этом незнакомом обществе, отправился купаться в бухту, чтобы хоть немного освежиться после непривычной духоты.

— Эти новенькие молодчики что-то чересчур развязно себя держат, — заметил полковник, когда Рэджи вернулся в гостиную, не испытав никакого облегчения от купанья в подернутой нефтью воде залива.

Рэджи тогда же подумал, что не миновать ему терпеть неприятности от этого офицера.

Предчувствие его не обмануло: шесть месяцев спустя этот же полковник уволил его из армии в Ноушере, на северо-западной границе, за неподчинение, после ссоры с одним индийским офицером.

Полковник ни за что его бы не уволил, усмехнулся про себя Рэджи, если бы знал, как ему ненавистна эта жаркая, душная страна с ее кишащими, как черви, черными людьми, больными и вонючими, — о нет, он ни за что бы не положил конец его военной карьере! Вероятно, тот примерно одинаково ненавидел туземцев, хотя давно служил в Индии и мог оценить мужество и верность ее солдат. Впрочем, плантаторы относились к ним точно так же.

Этот безвольный многомиллионный народ подчинялся европейцам потому, что они проявляли смелость, силу и решимость, потому, что они поддерживали справедливость между туземцами и не давали им перерезать друг другу глотки; потому, что туземцы получали от них деньги на покупку такой роскоши, как бусы, браслеты, ножи, коленкор, ситец, табак; вдобавок англичане приобщали индийцев к цивилизации, от которой индийцы отстали на тысячу лет. Их было столько, этих индийцев, что они, конечно, стерли бы в порошок ничтожную горстку англичан, если бы те не держали их в повиновении. Сделать туземцев похожими на людей и управлять ими можно было, лишь внушая страх божий, строго наказывая за всякие глупые проделки и поощряя за благонравное поведение. Так, несомненно, думали все англичане, кроме отступников.

Как бы ни было, сардары относились к нему хорошо, и он прекрасно умел обходиться с Афзалом. Рэджи давно решил, что жизнь — это игра и что надо добиваться счастья. Он был готов играть по любой ставке ради самой игры. В общем да здравствует поло, охота, а все остальное по боку! Итак, поло, женщины, виски… А потому — задумываться не стоит, он и так ходит повеся нос целую неделю. Надо встряхнуться и погулять.

Рэджи ускорил шаги, взбодрился и стал осматриваться кругом. Заходило солнце. Стройные ряды чайных кустов отбрасывали длинные тени. В зеленом лабиринте спутанных ветвей он заметил одинокую фигуру девушки, задержавшейся на работе. При виде ее у него сразу быстрее потекла кровь в жилах, в голове мелькнули приятные мысли; ему даже показалось, что как-то особенно мягко пахнуло на него теплом от долины, над которой медленно таяли яркие краски дня.

Рэджи перепрыгнул через придорожную канаву и пошел к девушке. Она склонилась над кустом, обернувшись к нему спиной. Зародившееся в нем желание целиком овладело им. Он воровато оглянулся: выражение вспыхнувшего лица должно было кому угодно выдать его намерения. Не в силах себя сдержать, он стал подкрадываться к девушке, не сводя жадных взоров с ее грациозного тела, весь трепеща от желания. Будь что будет! Девушка как будто его не замечала, и это еще больше волновало Рэджи. Тяжело дыша, он остановился возле нее и, расставив ноги, точно врастая в рыхлую землю, проговорил срывающимся голосом, протягивая руки к ее талии:

— Тебя как зовут?

— Леила, — едва слышно прошептала девушка, не разгибаясь. Она исподтишка следила за его приближением, и хотя смертельная бледность покрыла ее лицо, а сердце неистово билось в груди и ноги подкашивались от страха, она продолжала машинально обрывать листки, шепча побелевшими губами: «Два листка и почка, два листка и почка». Леила наслышалась об этом сахибе и теперь боялась быть опозоренной, если бы кто увидел, что он к ней подошел.

Рэджи, красный как рак, торопливо оглядывал Леилу, точно оценивал ее красоту. Он зачарованно любовался нежным румянцем на ее лице, вспыхнувшем от стыда и страха, стройными линиями тела, девственной грудью, выступающей под узким лифом. Леила вся трепетала, словно птичка в руках у охотника.

— Подойди ко мне, — приказал он, зная, что у него нет другого пути сближения.

Она отрицательно покачала головой, не подымая глаз.

— Подойди сюда, — повторил он, — смотри, ты пропустила куст.

Девушкой овладел смертельный страх. Она взглянула на куст, хотя знала, что сахиб все выдумал — она очень чисто обобрала все кусты вокруг. Что ей было делать? Она поникла головой и продолжала упорно молчать и стоять потупясь.

— Ты дочь Гангу? — спросил Рэджи Хант веселым голосом, меняя тактику и решив отбросить начальственный тон.

Леила промолчала, понимая в душе, что это упорство может дорого ей обойтись.

Рэджи становилось все труднее справляться со своим волнением, близость девушки его пьянила, и он шагнул к ней, пытаясь обнять.

Леила с проворством кошки ускользнула от него и остановилась, тяжело дыша и беспомощно оглядываясь. Попытки сахиба пугали ее до смерти. От ее прежнего рабочего настроения не осталось и следа; в груди ее поднимался крик ужаса, но из сжатых губ не вылетало ни звука; появление самой смерти так не напугало бы Леилу, как стоявший перед ней Хант.