Два императора - [14]

— Если ты хочешь, брат, со мною вести знакомство или дружбу, ты все эти модные финтифлюшки брось, говори со мной попросту, без затей; «бонжуров» не подпускай — терпеть не могу иноземщины! — предупреждал Пётр Петрович тех офицеров, которые желали с ним сблизиться, сойтись.

Молодой князь Гарин сошёлся с Петром Петровичем, они жили искренними друзьями, а случай, происшедший с Сергеем, ещё более скрепил эту дружбу.

Однажды молодой князь и Зарницкий находились в товарищеском кругу, некоторые из офицеров играли в карты, другие курили и вели оживлённую беседу.

Сергей играл в карты редко, но когда садился за стол, то уж играл, как говорится, «вовсю», задорно по целым часам не выходя из-за стола. Однажды он, играя в карты, проиграл все деньги, но продолжал играть и проиграл ещё больше; при расчёте у него не хватило денег.

— Мы играли на наличные, а не в кредит, — резко заметил один из партнёров князю Сергею.

Тот побледнел и растерялся.

— Ты братец, считать не умеешь у тебя денег более, чем следует заплатить. Дай-ка я перечту, — сердито проговорил Пётр Петрович, стал считать и ловко и незаметно вложил свои деньги к деньгам князя.

— Как?! — удивился князь.

— Да так, ты проиграл тысячу а, у тебя их полторы. Не веришь? Пересчитай сам, — с торжествующей улыбкой проговорил ротмистр.

— Ты истинно благородный друг! — сказал с чувством Сергей, крепко пожимая руку товарища.

— Хорошо, что вчера староста деньги выслал, вот и пригодились.

Молодой князь вполне оценил благородный поступок Петра Петровича.

— Здорово, дружище! — радушно проговорил Пётр Петрович, вставая с дивана и обнимая приятеля. — Давно прибыл?

— Сегодня утром. Отдохнул немного, переоделся и прямо к тебе поспешил; ведь давно не видались.

— А ты, братец, пополнел на хороших харчах, — повёртывая молодого князя, говорил Зарницкий. — Ишь, какой бутуз стал.

— Скоро поход? — спросил у Зарницкого князь.

— Да, брат, скоро на Дунай гулять пойдём, с Бонапартом хороводы водить станем.

Ах Дунай, ты мой Дунай,

Сын Иванович Дунай! —

громко запел Пётр Петрович.

— Главнокомандующим назначен Кутузов.

— Ему и след быть нашим вождём: он хоть и сед, да хитёр. А знаешь, Сергей, я рад походу: живучи в гнилом Питере, заплесневел, обленился, лежебоком стал; видишь — рожа-то у меня даже обрюзгла от безделья; на Дунае проветримся… Слава государю нашему: не убоялся он гения, как теперь величают Бонапартами хочет проучить его по-русски.

— Дерзость Бонапарта не знает предела. Наш добрый государь вынужден на войну: несчастная участь герцога Ангиенского вопиет о возмездии.

— За что это герцога расстрелял Бонапарт? — спросил Пётр Петрович у князя.

— Ни за что, без всякой вины. Принц спокойно жил в своих баденских владениях. Наполеон приказал его схватить и расстрелять. Вся Европа возмущена поступком Наполеона.

— Да, не надо давать воли этому корсиканскому орлу! Надо обрезать ему крылья! Уж больно высоко он залетел: из прапорщиков — да в императоры! Легко сказать!

— А что ни говори, Зарницкий, нельзя от Бонапарта и отнять гениальности: он искусный, гениальный полководец!

— Эх, если бы был жив наш старик Суворов! Задал бы он феферу этому гению! Всё, братец, счастие, удача, судьба счастливая — вот тебе и гений! Кому судьба — злая мачеха, а кому — любящая мать! Удалось Бонапарту усмирить французов, кой-кого поколотить на войне — и прокричали «гений». Придёт время — и Наполеон попадётся; его побьют — в ту пору и «гений» его отлетит. На земле, брат, ничего нет вечного. Эй, Щетина, подай-ка нам чайку, да рому не забудь! — крикнул Пётр Петрович.

— Зараз, ваше благородие! — откликнулся денщик из передней.

В комнату вошёл Щетина — так прозвали старика денщика Зарницкого за его усы, которые у него торчали щетиною. Денщик поставил на стол поднос с двумя стаканами чаю и маленький графинчик с ромом.

— Щетина, на войну хочешь? — спросил у денщика Зарницкий.

— Желаю, ваше благородие!

— Желаешь? Отлично! Пойдём французов бить.

— Пойдёмте, ваше благородие!

— Рад походу?

— Оченно рад, ваше благородие!

— Не боишься Бонапарта?

— Чего бояться! Плевать хотел я на него!

— Молодец, Щетина!

— Рад стараться, ваше благородие!

— Ну, пошёл на своё место!

— Слушаю, ваше благородие! — Старик денщик скорым шагом вышел из комнаты.

— Всё величие Бонапарта заключается в пушечном мясе. Да, да! Сколько пролито им крови, сколько несчастных жён и матерей плачут от этого гения? А сколько разорено им стран и народов?! — опять с жаром заговорил Пётр Петрович.

— Это жертвы всякой войны, — попробовал возразить князь.

— Жертвы войны? Прекрасно! Но эти жертвы приносит ваш хвалёный Бонапарте, как мясник, засучив свои рукава. Со временем он сам утонет в крови. О, какая противоположность нашего императора с Наполеоном! В Александре — царственное величие, кротость, любовь; в Наполеоне — жестокость, самолюбие и коварство. Я преклоняюсь пред Александром и ненавижу Бонапарта.

— Всякий истинно русский так же любит и обожает императора и точно так же, как ты, презирает Наполеона. Но, как хочешь, Пётр Петрович, Наполеон — гениальный полководец, и этого от него никто не отнимет.

— Матушка-Русь разжалует его из гениев, и Александр смирит его гордыню! Поверь! — возразил ротмистр.