Два года из жизни Андрея Ромашова - [37]
«Отец Константин и этот Коренастов — твои дела, — говорил Никита Андрею. — Ты сам все должен с ними выяснить. Не забывай, что именно поп рекомендовал того типа в квартиранты». Из-за этого Андрей все другие дела забросил. Оля Смышляева даже грозится пожаловаться в ячейку: мол, пьесы не пишет, пусть обяжут его, как члена РКСМ. Да ведь ему и самому хочется попасть в ТРАМ…
Занятый своими мыслями, Андрей медленно шагал во тьме мимо полуразрушенного барского особняка, от которого остались одни стены. Слева тянулся пустырь. Не сразу услышал он свист позади. Может, огонек от его папироски увидели? Бросил окурок и быстрее пошел посреди мощенной булыжником мостовой, залитой липкой грязью.
Но вот впереди тоже послышался свист. Бандиты? Сколько же стычек у него было с ними в эти годы! Неужели сейчас за ним охотятся? Проверим! Он остановился, вытащил из карманов револьвер и зажигалку, осторожно присел, зажег огонек. Не успел его погасить, как одновременно с двух сторон снова раздался резкий посвист.
Да, аховое ваше положение, товарищ Ромашов. Сегодня бандиты не защищаются от тебя, а сами нападают. И отступать некуда — они спереди и сзади. Слева — заборы и свирепые цепные псы. Петляя, он побежал вправо. Где-то близко прожужжали как бы два шмеля. Стреляют! И тут же он провалился куда-то. Черт!.. Вода… Канава… Он поднялся и, согнувшись, побежал дальше по воде, по дну узкой траншеи. Над головой снова просвистела пуля. Вдруг споткнулся и упал. Ладно!.. Подходите, встречу, как надо! Шесть пуль вам, седьмую — мне. Он приподнялся, но в это мгновение земля мягко вздрогнула, в грудь упруго толкнула какая-то волна. Небо озарила гигантская вспышка. Оглушенный, он снова присел. И снова взрыв… За ним еще и еще. Что это?..
Андрей встал на колени. Светло как днем. И не стреляют. Убежали? Он вылез из канавы. Да это же пожар! Целое море огня вздыбилось совсем рядом — над длинным уланским манежем, тянувшимся вдоль Верхнеполевой улицы. «Там гараж, — мелькнуло в голове, — машины губтрамота. Погибнут автомобили!»
У манежа опять послышались взрывы — послабее. Андрей вздрогнул и бросился вперед. Громко зазвонил колокол в куликовской церкви. Из деревянных домиков выбегали на улицу полуодетые люди, слышались крики, детский плач, истошный лай собак. А если пламя перекинется на бревенчатые дома Верхнеполевой, что тогда?
Мокрый, грязный стоял Андрей в молчаливой, как бы оцепеневшей от страха толпе. Сильный озноб пронизывал его насквозь. Грозно потрескивало пламя, разгораясь все сильнее. Красные языки, казалось, лизали даже темный небосвод, искры летели во все стороны. Время от времени где-то в глубине слышались взрывы, и тогда пламя вспыхивало с еще большей силой.
— Бензин, — сказал кто-то, — бензин взрывается. Там его — бочки целые, и в автомобилях еще…
Надо было что-то делать, куда-то бежать, тащить воду, тушить, поливать стоящие вблизи строения. Но Андрей чувствовал, что не может сдвинуться с места, — ноги как ватные, голова кружится, в глазах красные пятна.
Послышался шум автомобилей, звон колокола, стук колес конных упряжек по булыжной мостовой. Это подъехали сразу две городские пожарные команды. Вот и свои — чекисты — прибыли. Однако все только останавливались и смотрели. Сделать что-либо было невозможно: бурное пламя перекинулось на огромное деревянное здание стоящего рядом склада и на длинные корпуса уланских казарм. Вскоре вокруг бушевало необъятное море огня. Толпа подалась от жара назад. По крышам близко расположенных домов забегали люди с ведрами — поливали, чтобы не занялось.
К Андрею подошел Никита:
— Ты что? В каком виде?
— Бандюги, св-волочи, стреляли. — Андрей с трудом разлеплял губы, стараясь унять озноб. — В к-канаву в-влете-е-ел… А п-потом эт-то, — он кивнул на пожар.
— Да ты болен, видно, совсем. Иди домой, без тебя тут разберемся.
Андрей с трудом выбрался из толпы и, шатаясь, словно пьяный, побрел к своему дому…
— Выполнила просьбу — была у твоего спасителя, — говорит Зое тетя Оля, удобно расположившись с папиросой в руке в глубоком кресле. — Даже не ожидала, что у простых мужланов дом может быть такой — просторный, чистый. Вот детей у них, как полагается, целая куча.
— Тетя, тетечка, не отвлекайтесь. Как Андрюша? Я же вас не о доме просила узнать, а о нем. Третья неделя, как исчез.
— Жив твой Андрей. Только болен очень, без сознания лежит. Его мать… Миловидная женщина у него мать, весьма. Лицо круглое, смуглая такая, брюнетка. И моложавая. Не скажешь, что детей у нее столько…
— Что его мать говорила, почему он без сознания?
— Вечно ты прерываешь… Ага, она сказала, что доктор определил воспаление легких. Он где-то промок. Его лечат, но ему становится все хуже…
— Хуже?
— Да, да. Теперь предполагают, что испанка примешалась. Как бы не умер, бедняга…
Доктор Сазонов долго не мог понять, чего от него хочет дочь.
— Его же лечат, зачем я там?
— Но доктор не может определить, что у него. И он умрет…
— Ну вот еще! Неудобно мне самовольно вмешиваться, когда другой врач лечит.
— Удобно! Папа, он мне дважды спасал жизнь. И потом…
— Что потом?
— Я люблю его, понимаешь, люблю!..
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.