Два долгих дня - [53]

— Действительно — зачем? — запальчиво крикнул Верба. — Бросаю вызов судьбе? Бравирую? Я не слеп… Может быть, твои доводы и верны, но на них найдутся не менее верные возражения. Что же наперекор твоей логике удерживает меня согласиться с твоим предложением? Честолюбие, гордыня? Или верность своей оценке положения?

— Скорее все это, вместе переплетенное и одно не отделенное от другого, — объявил спокойно Самойлов.

Услышав частые гудки автомобилей, Верба вскочил и подошел к окну. С каждым из таких гудков число раненых в госпитале увеличивалось. Было бы великим счастьем, если бы одновременно с развертыванием госпиталя была налажена эвакуация в госпитали для легкораненых, в госпитали фронтового тыла, в специализированные госпитали для раненых в голову или крупные суставы… Но вот уже второй день, как госпиталь начал действовать, а вестей из медицинского управления армии нет и нет.

«Как быть? — думал Самойлов. — Кто из них прав? Анатолий предлагает бежать от опасности. Окончательное решение остается за Нилом, и у него в руках власть. Ну, а сам я что думаю? Какова моя позиция? Михайловский обиделся на меня за молчание. Они ждут, что я скажу, что я решил».

— Начальник госпиталя прав, — сказал он негромко, стараясь говорить естественным тоном, но твердо, напирая на каждое слово. — Выбросить раненых на лютый мороз — это смерть.

— Ну что ж, — с видимой покорностью сказал, Михайловский, — я подчиняюсь приказу. Но имейте в виду, что кое-какие слухи о минировании уже начали распространяться. В общем, поступайте как знаете…

Верба закурил и, сильно затянувшись, выпустил дым.

— Я не хочу больше спорить, Анатолий Яковлевич. Поговорили откровенно, начистоту. Вспомни санитарный поезд во время отступления из-под Можайска в сорок нервом. Начальник поезда сбежал вместе с полусотней легкораненых, и половину их расстреляли «мессеры», а тяжелораненых, брошенных в вагонах, даже не поцарапало. Потом местные жители спрятали их в своих избах, и многие выжили. Да, госпиталь заминирован. Спасайся, кто может! Сигайте в окна, топчите друг друга!

— Фашисты прекрасно понимали, что у нас не будет другого выхода, — заметил Самойлов. — Был я у наших саперов, пока никак не могут докопаться до мин. Правда, прошло всего около часа.

— Свое решение я отменять не буду, — глухо произнес Нил Федорович.

— Понимаю! — процедил Михайловский. — Приказ начальника — закон.

После ухода Самойлова и Михайловского Нил Федорович прислонился к теплой изразцовой стене печки: его охватил озноб. Он с силой тряхнул головой, стараясь отогнать страхи. И на осунувшемся сразу лице сильней выступили скулы. «Сколько бы ни пришлось ждать, у меня на это должно хватить сил, — подумал он. — Даже если все будет в порядке, все равно надолго теперь эти тоска и тяжесть».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Совещание сотрудников госпиталя, срочно созванное Вербой и Самойловым, началось в девять утра. Люди один за другим входили в комнату. Лица у всех были хмурые.

— Все явились? — вставая, спросил Леонид Данилович.

— Лебеденко уехал в Москву на консультацию! У него почечная колика! — сказал Михайловский.

— Хороший человек, но придется все-таки его отправить в стрелковый полк, пусть там попрыгает. Сразу узнает, почем фунт лиха! — ответил Верба; в его голосе сквозило раздражение.

— Не торопись, — тихо сказал ему Самойлов. — Когда явится, я сам займусь им.

Потом он поднял руку, взглянул на часы и, встав, объявил всем о решении Вербы не покидать заминированный госпиталь.

— Мы не должны допускать никакой истерии, паники, — закончил он свою короткую речь.

— Информирован ли начсанарм? — спросили хором несколько человек.

Верба замялся:

— Он приказал действовать по обстановке…

— А почему нам не обратиться за подкреплением к боевым частям? — раздался голос Невской. — Все дороги забиты войсками, не секрет, что наша армия готовится к наступлению. Автотранспорта для вывода раненых не могут не дать, мы ведь находимся в чрезвычайной обстановке.

— А куда мы их повезем? — спросил худой рентгенолог в слишком большой гимнастерке (в сорок первом году он был ранен, ему ампутировали стопу, но он пожелал во что бы то ни стало вернуться в свой госпиталь и, добился этого). — Куда? — повторил он снова свой вопрос. — На тот свет?

— Слов нет — положение критическое! — откликнулся фельдшер приемно-сортировочного отделения, похожий на Санчо Пансу. — Перебазируйся мы на лоно природы, часть раненых неминуемо погибнет от мороза, потери крови и так далее, а оставшись в здании, мы можем погибнуть все без исключения.

— Мы не на митинге! — оборвал его Самойлов. — Вы можете что-нибудь предложить конкретное?

— Могу! Мобилизовать всех коммунистов, вне зависимости от должности, звания, и обшарить каждый закуток в подвале, а заодно и вокруг здания, сменить скальпель на лом, топор, лопату, кирку. Нам не привыкать. Авось и обнаружим быстренько.

— Ничего путного пока не получается, — ответил ему Верба. — Фрицы хитры. Заложили мины без часового механизма. Ухом не услышишь!

Самойлов в который раз окинул взглядом присутствующих и подумал о женщинах — каково им, если и мужчины-то в отчаянии. Их, таких разных, непохожих друг на друга, объединяло сейчас острие ощущение нависшей над людьми опасности.