Два часа весны - [18]

«И что это?»

Стефан: «Прилагательное «наглый».

«Надеюсь, вы про мой эклер».

И тишина. Вот же! Проверяю экран уведомлений каждые две минуты, но ответа больше нет. Вскоре приезжает Мира, с порога обрушивая на нас новость о том, что они с Денчиком (ой, кто бы мог подумать) помирились.

Но я слушаю разговоры подруг как фон. Постоянно обновляю сообщения, надеясь, что он ответит. Эклер уже не лезет в меня, хотя казался таким аппетитным!

Стеф больше не утруждает себя, чтобы написать мне, и я чувствую, как портится настроение.

Уже двумя часами позже, когда лежу на своей кровати в общаге, я продолжаю дуться на весь мир, закинув ноги прямо на стену. Казалось бы, вечер с подругами, кофе и сладости, красивые фоточки и чудесная атмосфера накануне праздника… А я злая! Злая на всех, потому что меня обломали на самом интересном месте.

И тут телефон жужжит уведомлением.

Стефан: «Dobranoc*, Абрамова».

А вот теперь, кажется, можно со спокойной душой ложиться спать.

* спокойной ночи (перевод с польского)

Стефан

«Надеюсь, вы про мой эклер», – пишет мне Абрамова. Надейся, надейся, все равно не поможет.

Я уже устал удивляться ее наглости и, кажется, начал просто сидеть в ожидании, что она придумает дальше. «Девушка не пишет первой» – ага, только для Дианы это условности. Как и писать преподавателю в нерабочее время. Она, в принципе, нарушает все каноны, о которых можно говорить в нашем случае. Может, и мне тогда нарушить?

Пожелать ей спокойной ночи, например. А что, сделаю это на польском, и ей полезно – пусть слово новое выучит, и заодно подумает о том, что не только она может действовать против правил.

Когда пишу, она не отвечает. Видимо, подзагрузилась, что я тоже вот так могу. Выводить из себя милым сообщением.

Вместе с тем захожу посмотреть, что она опубликовала сегодня вечером. Фотография из кофейни с подписью «Потянуло на сладкое, надеюсь, не слипнется».

Нет, не слипнется. Точно не у неё. Сладкое к сладкому притягивается…

Fuck. Неделя прошла, всего неделя с того дня, как она попросила не тратить на неё время. А я только это и делаю – трачу время на постоянные мысли о ней. За эту неделю перевернула меня, встряхнула и на твёрдую землю никак не поставит. Меня продолжает пошатывать, как медведя, вылезшего из берлоги. Ее же продолжает колбасить как птицу, что летела на юг и сбилась с курса.

Завтра было бы занятие в ее группе, если бы не праздничный выходной. Очередная стычка, очередные глупые фразочки и огонёк, что каждый раз распаляется с новой силой. Спасибо празднику, что избавил нас от этого. Или не «Спасибо»?

Правильно ли я делаю? Я не знаю. Я не головой думаю, если често, совсем не ей. Действую спонтанно и порывами, сначала делаю, потом думаю. Это что-то настоящее. Только знал бы я, что…

Засыпаю, так и не разобравшись в себе.

Утром, в первую очередь, звоню маме, поздравляю ее и бабушку. С отцом заранее договорился – он моим самым дорогим женщинам цветы специально от меня подарит. Удивительно, в этот раз за два месяца я успел соскучиться по семье, но пока не по Кракову в целом. Странно, может, мне просто и скучать-то некогда? Я хочу уже вернуться, очень хочу, но прямо сейчас не особо думаю об этом.

Тут просто есть один фактор, удерживающий мои мысли в Питере. И зовут его (а точнее, ее), сами знаете как.

Надо передохнуть от этого всего. До субботы ещё два дня.

Сегодня в планах на поздравление ещё одна прекрасная женщина – соседка Анна Альбертовна, подруга бабушки, мамина крёстная. Знаю ее с детства, она всегда ко мне относилась очень тепло и нежно, как к своему внуку. Дело в том, что у Аннушки нет детей – не могла иметь, а взять приемного они так и не решились. Муж ее умер несколько лет назад, остались только племянники, но они живут в Москве и приезжают редко. Конечно, ей тяжело одной, вот я и стараюсь к ней заходить, уделять внимание. Это ведь так просто – порадовать человека, который тебе дорог. Цветы я вчера купил, чтобы сегодня не погружаться в это мракобесие в каждом цветочном. В одиннадцать часов выхожу на лестничную площадку.

Звоню в квартиру, дожидаясь у двери. Аннушка ходит медленно – годы берут своё. Через минуту слышу скрип замка.

- Степочка! – встречает меня своей тёплой улыбкой. Она всегда называла меня Степаном – так звали ее мужа, и к моему варианту этого имени она так и не привыкла. – Здравствуй, дорогой! Как ты?

- Поздравить вас пришёл. Белые тюльпаны, правильно?

Кажется, у неё слезы навернулись на глаза. Ну вот, сделал подарок человеку, – до слез довёл.

- Заходи, Степа, давай кофейку выпьем.

Истинная петербурженка! Уже за семьдесят лет, а все кофе пьёт. Не удивлюсь, если ещё и коньяка плеснёт туда.

- Рассказывай, Степочка, как жизнь, как сам?

- Работаю, Анна Альбертовна, диссертацию дописываю. Дел хватает.

- Не передумал возвращаться в Польшу? Ты же любишь наш Петербург.

- Конечно, люблю, но возвращаться не передумал. Хотя не знаю, как с работой сложится.

Она разливает кофе из кофейника по чашкам и угощает конфетами. Мысли о сладком сразу переносят к тому, о чем только вчера думал.

Сладкое к сладкому притягивается…

- Жениться не надумал? – вдруг спрашивает Аннушка, забавно мне подмигивая.