Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни - [24]

А затем опустилась глубокая ночь, и мы снова погрузились в нирвану, в только нашу нирвану…

Вскоре Максиму пришлось в очередной раз ехать на запись музыки в Полтаву.

Он предпочитал записывать ее со своими ребятами-музыкантами ансамбля «Фестиваль». Кроме того, такого звукооператора, как Леонид Сорокин, было непросто найти даже в Москве.

Макс попросил меня проводить его до вокзала на машине с Аркадием, который потом отвез бы меня домой. Безусловно, я согласилась, хотя очень не люблю проводы. Вокзалы и аэропорты, разве что если еду встречать, а не провожать или когда уезжаю сама.

Максим попросил Аркадия сесть за руль, а сам расположился рядом со мной на заднем сиденье. Как всегда перед расставанием, когда хотел подольше побыть со мной. Мы молча прижимались друг к другу, он держал мою руку в своих руках.

В тот вечер на мне были черная юбка «карандаш» и тонкие черные прозрачные чулки. Лишь только я села на сиденье, как юбка поползла вверх, чулки на коленках натянулись, и вдруг по одной ноге пошла «стрелка».

Я с некоторой досадой отметила это про себя – импортные чулки хорошего качества стоили дорого. Все же, по своей привычке, решила «не зацикливаться» из-за этого – жаль, но не трагедия.

Но больше всего меня поразила реакция Максима – она открыла мне еще одну грань его натуры. Он настолько расстроился, что у него даже увлажнились глаза. Конечно, я понимала, что его реакция была вызвана вовсе не тем, что красивые черные чулки, бывшие в то время «страшным дефицитом», испорчены.

Они были для него фантазмом.

– Как жаль… – повторял он, задумчиво поглаживая меня рукой по ноге, по «стрелке».

«Какой он необыкновенно… чувствительный, – удивленно и с ноткой умиления подумала я, – наверно такая «оголенная» чувствительность сродни таланту, необходимому для написания хорошей музыки».

У меня возникло к нему некое чувство растроганности – как к ребенку, которого незаслуженно обидели. Принялась ласково успокаивать:

– Ничего, Макс, не страшно, будут другие чулки…

На вокзале мы нежно попрощались, поцеловались, но он так и уехал грустным.

Конечно, у нас бывали и другие забавные моменты, немало забавных моментов.

Однажды в разговоре Макс сказал с улыбкой, лукаво глядя на меня:

– Нинусенька, а знаешь, я не смог бы спать с женщиной, у которой второй палец на ноге длиннее большого!

Я на секунду опешила. Это шутка?

– Да ну?… Ты серьезно?!

Максим подтвердил. Я рассмеялась и машинально бросила быстрый взгляд на свои ноги.

– Интересно… я никогда не обращала внимания на длину своих пальцев на ногах…

– А я уже давно посмотрел – у тебя все в порядке, – с серьезным видом ответил Макс.

Я снова на мгновенье опешила. М-да… требовательный юноша… Все видит, все замечает, все анализирует – до таких мелочей! Хотя… имеет право – ведь у всех нас есть свои предпочтения и свои «пунктики». К тому же я «проходила» по его параметрам. От души посмеялась – ну и шалун!

Как правило, находясь в поездках, Максим регулярно звонил мне по вечерам, спрашивал, как дела, какие новости, беспокоился за меня. Я ждала его звонков и старалась не отлучаться по вечерам из дому, ведь мобильных телефонов тогда еще не существовало.

А каждый раз по приезде, после нескольких дней разлуки, мы встречались с такой радостью, с таким пылом, как будто не виделись целую вечность. Снова любовь и нежность, а затем снова его поездки, снова встречи и расставания, и снова встречи.

Однажды, когда мы вернулись ко мне домой после веселой вечеринки, Максим полушутливо произнес, глядя мне в глаза привычно мягко и обезоруживающе:

– Нинуся, я вот что тебе скажу… пользуйся тем, что я прилично выпил… В трезвом состоянии я тебе этого не скажу! Знаешь… ты такая женщина, в которую мужчины будут влюбляться, даже когда тебе будет 70 лет! Правда! В тебе столько обаяния… И еще… еще у тебя такие руки… у тебя волшебные руки…

В тот вечер он действительно много выпил и казался пьяным. От вина? От любви? Говорил мне, что он счастлив. У меня было такое же ощущение. Мне казалось, что мы настолько хорошо понимали и чувствовали друг друга, что лучше уже не могло быть. Чувствовали, наверно, даже больше, чем понимали.

Мне казалось, что между нами существовала настоящая гармония. А для меня это всегда было главным в отношениях с мужчиной.

Я верила всему, что Максим говорил мне, – просто у меня не было оснований не верить ему. И когда он завел речь о возможном общем ребенке, я не удивилась. Поверила в то, что он был искренним – мне это казалось естественным. У него уже было три брака, но детей не было. Наверно, ему хотелось малыша. И потом ведь такими вещами не шутят.

– Когда ты родишь мне ребенка? – задумчиво спросил он. И затем прибавил:

– У нас с тобой, у обоих, крупные черты лица. Интересно, будет ли он красивым?

А вот эта фраза удивила меня. Я на секунду опешила. Мне не могло прийти в голову задуматься о том, был бы «красив» наш ребенок или нет. Какое это имеет значение, когда это твой ребенок? И когда он рожден в любви. Несомненно, он будет красив – ребенок всегда красив. По крайней мере, для родителей.

Меня беспокоило другое – оказались проблемы со здоровьем в этой сфере. После обследования врач сказал, что, скорее всего, детей у меня не будет. Но я внутренне отказывалась смириться с подобным диагнозом. Очень хотелось верить в чудо, в то, что оно когда-нибудь произойдет. Вера помогала жить, отметая грустные мысли.