Душой и телом… - [7]

Зик вцепился в руль, пытаясь подавить раздражение и досаду, которые были так же некстати, как и ливень, затруднявший ему путь. Ему следовало бы обращать больше внимания на дорогу. Но он ни на что особенно не обращал внимания с тех пор, как накануне вечером зашел в «Метро» и при виде черноволосого ангелочка, игравшего на рояле, понял, что сбился с пути истинного.

Общение с ней сулило неприятности. Еще не войдя в ночной клуб, он уже знал это. Но его так тянуло к ней, что он отмахнулся от этого знания. Все прошедшие сутки он провел, думая о Челси Коннорс, ее пленительной, чувственной, покоряющей музыке и теплой, блестящей, на редкость соблазнительной коже.

Она влекла его к себе. Ее искренность, готовность дать волю чувствам, непроизвольный жест, вырвавшийся у нее при появлении Билли тронули Зика до глубины души, задев в нем нечто более сокровенное, чем чисто мужской интерес к женщине.

Она влекла его так, как ни одна другая женщина с тех самых пор, когда в восьмилетнем возрасте он был влюблен в молоденькую белокурую работницу сферы социальных услуг, обещавшую, что станет с ним поласковее, если они с братом проведут несколько недель в еще одной семье, где детей брали на воспитание.

Зик угрюмо смотрел на дорогу, силясь отделаться от противоречивых чувств, которым ни в коем случае не следует уступать. Он знал, что происходит, когда человек под наплывом чувств решает рискнуть своим душевным покоем. Считай, он его потерял.

Ветка, подхваченная порывом ветра, хлестнула по переднему стеклу, и Зик стиснул зубы, испытывая раздражение из-за дождя, из-за брата, из-за собственных мрачных мыслей и из-за женщины, которая дала им пищу.

На самом деле все проще простого. Он знал, что ему делать: сосредоточить все внимание на том, чтобы проехать по скользкой, залитой дождем дороге последнюю милю, отделявшую его от коттеджа, разузнать, зачем Билли понадобились деньги, выручить брата из беды и преподать ему хороший урок, вдолбив в башку что-нибудь стоящее.

Может, и ему самому этот разговор пойдет на пользу.

Осветив деревья фарами, он увидел за коваными воротами, на которых красовалась табличка с фамилией «Мэлоун», извилистую, поднимавшуюся в гору подъездную аллею. Зик свернул в сторону.

Коттедж, выстроенный из красной древесины и камня, стоял на аккуратно подстриженной лужайке в самом конце аллеи, на вершине холма. Зик поставил джип рядом с серебристым седаном и стал всматриваться в дом, лежавший в тени. На аллее не было видно старенького микроавтобуса Билли, из чего напрашивался вывод, что Челси — если именно ей принадлежит тот дорогостоящий седан, — давно спит и видит десятый сон.

Тогда что, черт возьми, ему делать?

Зик заглушил мотор и выключил фары. И в ту же секунду услышал звуки музыки. Из одного окна пробивался слабый, мерцающий свет. Перед мысленным взором Зика возник такой бесстыдно-сладострастный образ, что он почувствовал, как напряглось все его тело. Челси Коннорс одна сидела в темном доме и играла на рояле при свечах.

Зик протяжно вздохнул, выбрался из машины под дождь и, тяжело ступая, пошел к погруженной во мрак раздвижной застекленной двери, ведущей в коттедж.

Стук в дверь среди ночи в непогоду мог означать лишь то, что кому-то требуется помощь, сразу же решила Челси, отрывая пальцы от клавиш рояля Рэя Мэлоуна. Скажем, тому же Билли Норту.

Челси пошла открывать. Весь день она думала о Билли, надеясь, что он зайдет ее проведать, и размышляя над тем, что она ему скажет.

Бросив взгляд на экран монитора, подсоединенного к скрытой телекамере, она остановилась как вкопанная. Не веря глазам, она открыла дверь и замерла, держась одной рукой за стеклянную перегородку и пристально глядя на Зика. В дом ворвался ветер, отчего ногам сразу стало холодно, капли дождя упали на коврик, лежавший у входа.

Стоя на каменных плитах, которыми был выложен пол на первом этаже, он так же пристально, оценивающе смотрел на нее, как и тогда, в первый раз, когда она закончила исполнять свою программу в клубе «Метро». Его поношенные сапоги на шнуровке явно не предназначались для визитов к такой даме, как Челси Коннорс. На нем не было никаких теплых вещей на случай ненастья, хотя плечи и волосы намокли от дождя. Закатанные рукава полотняной рубашки обнажили сильные, загорелые руки, которые он держал в карманах с небрежной самоуверенностью мужчины, нисколько не сомневающегося в том, что находится тут с полным на то правом.

— Прошу прощения за полуночный визит, — наконец произнес он тоном, в котором не слышалось ни малейшего намека на извинение. — Я ищу брата.

К Челси вернулся дар речи.

— Знаю. Я просто гадаю, откуда вы свалились.

Он на мгновение прищурился, цепким взглядом ощупывая ее лицо, потом уголки его губ слегка дрогнули, отчего синяк в том месте, куда его ударил Билли, стал заметнее.

— Вы его ждете?

Вопрос нельзя было назвать невинным. Челси еще крепче сжала ручку двери. Она заставила себя разжать пальцы, затем, отведя раздвижную дверь немного в сторону, отступила, приглашая Зика Норта в дом.

— Нет, не могу сказать, что я его жду.

Зик Норт ничего не ответил, но и не вошел в дом. Он не поблагодарил ее за то, что она ему сказала, но и не развернулся, чтобы уйти.