Душистый аир - [35]
Мальчикам некогда и словом перекинуться. Скорей, скорей в лес. Сигитас не отстает ни на шаг, только порой боязливо оглянется и вздохнет. Честно говоря, если бы ему надо было отыскать эту ель, нипочем не смог бы. В темноте все деревья похожи, ничего не стоит спутать одно с другим. Не будь с ним Рамунаса…
Сигитасу страшно подумать, как бы он плутал тут один. Хорошо, что Рамунас ведет.
И вот уже они крадутся осторожно, останавливаются, прислушиваются.
— Здесь, — шепнул Рамунас и несколько раз тихонько свистнул. Подождал. Опять свистнул. — Пошли, — тихо приказал он другу.
Человек под елью лежал ничком, распластавшись, точно сам сросся с землей.
— Слышите, вы слышите? — взволнованно зашептал он, не поднимая головы. — Ложитесь на землю.
У мальчиков по спине мурашки поползли. С недоумением поглядели они друг на друга и тоже приникли ухом к земле.
— Теперь слышите?
И правда, Рамунас уловил далекий гул, наподобие раскатов грома.
— Вот, вот… из тяжелых… А это «катюши»… родные… — Человек хрипит, временами задыхается. Рвет руками мох, беспокойно швыряет его, порывисто приподнимает на локтях свое тяжелое тело и бессильно падает на землю. Вот он затаил дыхание и прислушался. — Идут… Приближаются… Эх, да вы не знаете… Скорей бы пришли…
В голосе летчика Рамунасу послышались слезы. Нет, нет, человек лежит тихо, а потом поворачивается лицом к мальчикам:
— Все ближе гремит.
Мальчики слушали как зачарованные. Они совсем забыли, что принесли раненому поесть. Наконец Рамунас опомнился и подал ему сверток с едой. Но человек кое-как проглотил кусок и отказался есть дальше. Он только просил пить.
— Ногу как огнем жжет. И весь я горю. Пошевелиться нет сил.
— Давайте перевяжу… Я принес…
Тихо вокруг, слышно, как шуршат ночные жуки. Рамунас, весь в поту, сменил повязку, потом сел рядом с летчиком.
— Вам больно? — в который раз спросил он.
— Нет, ничего, — повторил летчик.
Голос его то и дело меняется: он то сдавленный и глуховатый, то решительный и четкий, то легкий, даже веселый.
— Мечтал я добраться до Берлина, громыхнуть бомбой в змеиное гнездо. Теперь вот… — произнес он сквозь стиснутые зубы и задышал тяжело, с хрипом.
— Поправитесь, вот увидите, — уверенно произнес Рамунас.
— Не простое это дело… Скорей бы фронт пришел… Или…
Летчик хотел еще что-то сказать, но осекся. Потом спросил:
— Вы о партизанах что-нибудь слышали?
— Еще как!
— Есть они тут, в лесах?
— А то как же! Они немецкий эшелон под откос пустили — все говорили. А еще у нашего хозяина был батрак, вместе со мной нанимали. Он тоже к партизанам убежал. Не сказал, что туда, но я и сам догадался.
Человек тяжело отдувается:
— Как бы это мне к ним…
Он умолк и стал вслушиваться в далекий гул фронта. Отчетливо ощущалось, как дрожит земля.
— Попасть бы мне к партизанам… А если нет… — Человек от боли заскрипел зубами, переждал немного, пока отпустит его боль, и продолжал: — Тогда конец мне — либо немцы обнаружат, либо… Без врача, без лекарства… долго не протянуть…
— Мы найдем партизан. — Рамунас и сам не знал, как у него вырвались эти слова. Но он только в первое мгновение испугался их. — Мы найдем! — твердо пообещал он.
Тихо, таинственно шелестит лес. Сквозь густые ветви елей едва просачивается лунный свет. Легкий ветерок раскачивает мохнатые ветви, и лунное сияние подрагивает на лице летчика — на костистом, покрытом жесткой щетиной лице. Человек слегка приподнял голову над согнутой в локте правой рукой, пальцы которой не выпускают пистолета, и взглянул пытливо на мальчишек.
— Говоришь, найдете партизан?
«Не верит, — догадался Рамунас. — Мальчишкам, выходит, не доверяет… Сказать ему: Шпокас обещал?.. Нет, лучше не надо…»
— Да… Мы с ним. Могу поклясться, честное партизанское…
Летчик левой рукой дотронулся до ладони Рамунаса и крепко стиснул ее. Его пальцы, влажные от пота, чуть дрожали.
— Бегите, торопитесь. Тогда я буду знать — не все еще кончено.
Ребята побежали. Когда ель осталась далеко, они пошли шагом, потом вопросительно взглянули друг на друга и встали.
— Придется нам с тобой искать партизан… — Эти слова Рамунас произнес не только для Сигитаса, но и самому себе отдал приказ. — А если не найдем, то ведь летчик может, ты понимаешь… он может…
Сигитас не так уж мал, чтобы ему растолковывать. А как разыскать партизан — этого он все же не знает.
— Как? — Рамунас оттянул книзу сосновую ветку и покусывает терпкие смолистые иголки. — Знаешь? — Он осторожно сплевывает. — И как же мне сразу в голову не пришло! Надо сбегать к моему отцу. Он все уладит. Он… Ого, он!
— Правда, Рамунас! — обрадовался Сигитас. — Я так и знал — ты сообразишь. Пускай он все сделает, куда нам с тобой!
Вот оно что! У Рамунаса весь пыл прошел.
— Выходит, мы с тобой ничего не можем? — Рамунас схватил друга за руку. — Мы сами должны найти партизан.
— Да что ты, Рамунас!
— Конечно, должны.
Рамунас вспомнил, как он, бывало, лежит на сеновале рядом с батраком, а тот закинет руки за голову и рассказывает мальчику, будто бы глубоко в лесах — целое партизанское государство. Живут в землянках, жгут костры, поют песни, вокруг — караул… Потому фашисты и боятся леса как огня. А однажды… Он рассказал, как однажды пошел он за орехами и забрел далеко. Вдруг из-за кустов вышел к нему навстречу человек. Это и был партизан. Высокий, крепкий, чисто выбритый, в новом френче. Он предложил батраку податься к ним. А тот, мол, ответил: «Там видно будет… Очень может быть…»
