Душистый аир - [29]

И пришлось Рамунасу отложить в сторону книжки, где было написано про реки, моря, путешествия…

И пришлось Рамунасу взяться за кнут…

Белый парус реет,

Расступитесь, волны, —

снова запел Рамунас, а мысленно он уже бегал по дорожкам, где когда-то делал свои первые шаги, где лазал по деревьям, валялся на лужайке и слушал нескончаемые рассказы отца. Давно он там не бывал — с самой ранней весны. Однажды мама сама его навестила. Она шла из аптеки, где ей ничего не дали, и завернула к сыну. На лугу, присев на пенек, она выкладывала все домашние невзгоды, жаловалась на здоровье: мол, и бессонница одолела, и лучше уж в могилу сойти, чем такое… Мол, отец совсем… Дома ему не сидится, мечется, конца своего ищет… Мама говорила какими-то намеками, и Рамунас не все понял. Он только чувствовал, что мать ворчит напрасно. Отец столько повидал на своем веку, он знает, что делает…

Укажи дорогу,

Синева морская…

От голоса мальчика звенит весь лес.

Примчался Мяшкис. Носится с высунутым языком, скачет.

— Догоняй! — крикнул ему Рамунас и кинулся бежать. Он петляет, прячется за деревьями, но не таков Мяшкис, чтобы от него скрыться.

Рамунас кидается на траву под елью. Мяшкис остановился рядом и положил передние лапы ему на грудь. Пес смотрит блестящими глазами, словно упрашивает его: давай поиграем еще чуть-чуть!

— Не могу, Мяшкис, никак не могу, — сказал Рамунас, а в мыслях он уже видел домик на лесной опушке. — Давай, Мяшкис, уйдем? Уйдем с тобой домой и больше не вернемся сюда. Никогда, ладно?

Мяшкис смотрит, свесив набок голову, и внимательно слушает. Мальчик гладит мягкую шерсть, обнимает пса за шею.

— Мяшкис, Мяшкис, если бы ты знал, как мне хочется домой! Здесь страшно. Все говорят — фронт близко. Слышал, что было вчера? — спрашивает Рамунас и рассказывает Мяшкису все, как близкому другу.

Мяшкис и впрямь его друг. Рамунас его вырастил, научил всяким премудростям.

Когда год назад хозяин Шпокас уговаривал мальчика остаться еще на срок в подпасках, Рамунас сказал: «Только вместе с Мяшкисом…»

Родители мальчика обрадовались, что избавятся от прожорливого пса, а Рамунас лукаво улыбался: «Теперь Мяшкис с Сигитасом будут караулить стадо, а я…» И он оставлял Сигитаса с собакой, а сам пропадал в лесу и на речке чуть ли не целыми днями — и раков ловил, и лягушек пугал, и к другим пастухам бегал.

Сигитасу одному скучно, но ничего не поделаешь — Рамунас старше, надо ему подчиняться. Так уж оно заведено, Сигитас знает. Сам Рамунас тоже скучает. То и дело пристает он к Сигитасу: «Померяемся!» (хоть и знает, что он выше), «Бежим наперегонки!» (хоть и знает наверняка, что обгонит), «Давай через ручей прыгать!» (тоже знает, что Сигитас шлепнется в воду). Чего только он не выдумает, Рамунас этот!..

Вдруг Мяшкис вскочил, вырвался из рук мальчика и злобно залаял. Стоит, шумно нюхает воздух, раздувает ноздри, хвост опустил к ногам.

Рамунас сел и прислушался.

Тишина. Лишь со стороны деревни доносятся привычные утренние звуки: во дворе Гальвидене крякают утки, взлаивает собака; у Мештайтисов на хуторе вопит младенец, старуха бранит сноху, а там, за полоской лип, кто-то, должно быть старик Ски́рмантас, отбивает косу.

Где-то на другом конце деревни гудит машина, а вот как будто мотоцикл затарахтел.

— Пошли. — Рамунас подозвал Мяшкиса, и все трое побежали в поле.

Выгоревшие на солнце волосы мальчика взъерошены, в беспорядке падают на уши, на озабоченно наморщенный лоб. На носу шелушится кожа, рот полуоткрыт, видна щербинка от выбитого переднего зуба.

Мяшкис встал и громко залаял. Бурая шерсть дыбом, спина выгнута.

— Р-рамунас, по-моему… — Сигитас пытается что-то сказать, но у негр вдруг застучали зубы.

Рамунас присел на корточки и стал всматриваться в лесную чащу. Что это? Среди стволов мелькают фигуры людей.

— Немцы.

Сигитас выронил кнут.

— Ты н-не б-бо-ишь-ся?

— Еще ч-чего…

Немцы растянулись широкой цепью — прочесывали лес. Автоматы наперевес, темно-зеленые каски защищают голову.

— Эй-эй! — крикнул издалека один немец ребятам.

— Это нам, зовут. — Рамунас подтолкнул локтем Сигитаса. — Идти или нет?

— П-п-постой.

— Эй! — еще громче и сердито закричал немец.

Мальчики приблизились. Мяшкис тихо зарычал, изо рта у него закапала слюна.

Немец что-то спросил у ребят. Рамунас с Сигитасом помялись, пожали плечами и с недоумением поглядели на немца. Тогда тот стал показывать на небо, потом надул щеки и произнес:

— Пуф, пуф… бум, бум…

Сигитас помотал головой и промямлил:

— H-нет, м-мы к-к-коров пасем. М-мы…

Немец снова показал на небо, что-то провыл и начал размахивать руками, точно мельница крыльями.

Рамунас собрал весь свой запас немецких слов и старательно выговорил:

— Мы не ферштейн, и нихт нету…

Немец осклабился, стал показывать рукой на лес, потом ткнул себя пальцем в грудь, еще что-то спросил, махнул рукой и ушел за остальными, шаркая ботинками.

Мяшкис с лаем кинулся вдогонку.

— Я все понял, нарочно молчал, — сказал Рамунас и вздохнул облегченно.

— Ч-чего им надо?

— Спрашивали, где самолет упал. Пусть побегают, а я не ферштейн, и все!

Сигитас знал, что Рамунас может столковаться по-русски — научился у военнопленных, но то, что его друг и по-немецки кумекает, — это для мальчика оказалось новостью.