Душистый аир - [19]

— Может, Глуосни́те? — подсказал директор.

— Точно, отец!

Директор нахмурился. Он внимательно посмотрел на меня, а потом спросил:

— Скажи-ка мне: когда я приезжал к вам в школу нынешней весной, уж не ты ли это ушел с урока?

— Я, отец.

— Что ж, может, теперь ты расскажешь, куда бегал?

— Никуда я не бегал, отец. Не помню.

Директор снова зашелестел бумагами, сердито глядя в сторону. А что я мог ему сказать?

Тогда, на уроке, он расхаживал по нашему классу, спрашивал у нас, какие мы знаем молитвы, говорил о всемогущем господе боге. Учительница сидела на моей парте у окна и, отвернувшись, все время смотрела на дорогу. Лицо у нее было серое, как бумага наших тетрадок, а пальцы едва заметно дрожали. И мне казалось, что наша учительница боится, как бы священник не задал какой-нибудь вопрос и ей. Вдруг она легла лицом на парту и шепнула мне, сцепив руки:

— Сбегай к Руткусам. Скажи: сегодня будет дождь.

— Правда, будет? — спросил я.

— Беги быстрей. Прямо по берегу. И не забудь: сегодня будет дождь.

Я кивнул: мол, ясно. Тогда учительница повернулась к священнику:

— Он просится выйти. В домик, — и легонько подтолкнула меня.

Не ожидая разрешения священника, я выбежал из класса и помчался к речке. Влетев во двор к Руткусам, я крикнул:

— Сегодня будет дождь!

Руткувене всплеснула руками, испуганно оглянулась.

— О господи! Огурцы-то не посеяны, — пробормотала она и убежала в амбар, не сказав мне больше ни слова.

Назад я возвращался медленно. Странно все-таки: зачем меня учительница сюда гоняла? Великое дело — огурцы у Руткусов не посеяны… Но вот откуда ей знать, что будет дождь, — небо вон какое чистое!

На хуторе Юочбалисов громко залаяли псы. Я глянул в ту сторону и заметил во дворе у них немцев. Два солдата прохаживались неподалеку на дороге.

На пороге школьного дома меня встретил священник.

— Где ты был? — спросил он.

— Я? В домике…

— Господь бог видит, что ты лжешь! — Он подозрительно разглядывал меня. — Отчего ты такой взъерошенный?

«Нет, видно, неспроста послала меня туда учительница, не из-за дождя!» — догадался я и добавил:

— Я еще на речку сбегал.

— Зачем?

— Там гнездо удода — посмотреть.

Я видел — священник не верил мне.

— Тебя учительница послала тогда? — спросил директор, словно читая мои мысли.

Я невольно вздрогнул.

— Нет, отец. Я сам попросился.

Директор достал из кармана белый платок и стал комкать его в своих потных ладонях.

— Завтра первый экзамен. Да поможет тебе бог.

— Спасибо, отец…

Я вышел из кабинета директора, точно из бани, — весь красный, мокрый, хоть выжимай. Однако на сердце было спокойно — я выдержу экзамены. Сам директор и то удивился — в табеле одни пятерки. И напутствовал: «Да поможет бог», — сказал…

Я лежал на траве под старой липой, подперев подбородок кулаками. На востоке сильно громыхнуло. Вроде не гром. От грома земля не дрожит. Вот снова дрогнула. Очень далеко… «Фронт приближается», — подумал я и вспомнил, как совсем недавно эти слова, точно великую тайну, мне поведала учительница, когда я пришел к ней за справкой. Глаза у нее тогда заблестели. Но про учительницу сейчас не хотелось думать. Я поднял голову, осмотрелся. По дороге двигалась все та же телега. Она медленно приближалась.

Вокруг ни души. В поле — никого. А может, я просто не замечал, у меня еще туман стоял перед глазами. Я уткнулся лицом в ладони. Домой торопиться нечего. Ведь мама не поверит, если я скажу: «Учительница ничему не научила».

И брат не поверит.

Вчера я сдавал арифметику. В классе находился и сам директор. Он засыпал меня непонятными вопросами — в жизни ничего подобного не слышал. Я весь взмок и молча стоял.

— Они еще это не проходили, — возразил учитель.

— Мне лучше знать, что проходили и чего не проходили! — строго заметил директор.

Он метнул в сторону учителя сердитый взгляд, и тот отошел в сторонку. Директор еще что-то спросил, но я молчал.

— Так я и думал, — злорадно произнес директор. — У барышни Глуосните не обучение детей в голове, а кое-что иное. Скажи, мальчик, учительница пропускала уроки?

— Она болела.

— Чем же это она болела?

— Собака ее…

— А сколько она болела?

— Один раз всего.

— Пятерок понаставила, а научить — ничему не научила. Садись!

Я посмотрел на учителя, который нас экзаменовал. Он стоял у окна и понуро глядел во двор.

«Ничему не научила… Пятерок понаставила…»

Сегодня я с утра околачивался возле школы, но не решался подняться на второй этаж, где были вывешены списки. Мимо пробегали мои новые знакомые мальчишки, с которыми мы вместе сдавали экзамены. Веселые, возбужденные. Их приняли. Они выдержали экзамены. А я?..

Моей фамилии в списке не было. На самом деле — не было, и все.

Неужели это она виновата, наша учительница? Никогда бы не подумал, что из-за нее я провалился. Я вспомнил, как она болела целую неделю и мы не учились. Потом она пришла, опираясь на палочку. Говорила, что собака ногу прокусила. Мне было жаль учительницу, и я спросил:

— Чья собака? Мы ее камнями…

— Это большая собака и очень злая, — отвечала учительница. Она повесила на доску карту и стала рассказывать нам о крестоносцах, которые когда-то нападали на Литву, истребляли народ.

Слушать учительницу всегда было интересно, а то, что она рассказывала, легко запоминалось.