Души чистилища - [12]
Дон Гарсия допивал последнюю бутылку монтильского вина, когда дон Хуан, бледный, залитый кровью, с блуждающим взором, в разорванном камзоле, с брыжами, торчавшими на целую ладонь больше положенного предела, стремительно вошел в комнату и, задыхаясь, бросился в кресло, не в силах произнести ни слова. Дон Гарсия сразу понял, что случилось нечто серьезное. Он дал дону Хуану немного отдышаться, затем стал расспрашивать. Тот в двух словах все ему рассказал. Дон Гарсия, который не легко терял свое обычное хладнокровие, выслушал, не поведя бровью, рассказ своего приятеля. Затем, протянув ему наполненный бокал, сказал:
— Выпейте, это будет вам полезно. Дело серьезное, — продолжал он и тоже выпил. — Убить отца возлюбленной — это не шутка… Правда, бывали тому примеры, начиная хотя бы с Сида[35]. Плохо то, что у вас нет пятисот близких и дальних родственников, одетых с ног до головы в белое, готовых защищать вас против саламанкской городской стражи и родных убитого… Обсудим, что нам нужно прежде всего сделать.
Он прошелся два-три раза по комнате, как бы собираясь с мыслями.
— Оставаться в Саламанке после такого скандала было бы безумием, — начал он. — Алонсо де Охеда не какой-нибудь мелкий дворянчик, а, кроме того, его слуги, наверное, вас узнали. Но допустим на минуту, что вас никто не узнал. Вы уже приобрели в университете такую блестящую репутацию, что вас не замедлят обвинить в любом безыменном злодеянии. Поверьте мне, надо бежать, и чем скорее, тем лучше. Вы стали в три раза ученее, чем это приличествует дворянину из хорошей семьи. Бросьте Минерву и послужите немного Марсу[36]. Это вам удастся лучше — у вас есть к этому способности. Сейчас идет война во Фландрии. Едем убивать еретиков[37]. Это лучший способ искупить наши грешки здесь, на земле. Аминь, закончу я, как кончают проповедники.
Слово «Фландрия» подействовало на дона Хуана как талисман. Ему показалось, что, покинув Испанию, он спасется от самого себя. Среди тягот и опасностей войны не будет времени для угрызений совести.
— Во Фландрию, во Фландрию! — вскричал он. — Едем искать смерти во Фландрию.
— От Саламанки до Брюсселя далеко, — продолжал серьезно дон Гарсия, — а в вашем положении надо спешить. Помните: если сеньор коррехидор вас поймает, вам нигде уже не приведется воевать, кроме галер его величества.
Переговорив со своим другом, дон Хуан быстро сбросил с себя студенческое платье. Он надел расшитую кожаную куртку, какие тогда носили военные, и большую шляпу с опущенными полями, не забыв набить свой пояс тем количеством дублонов, каким только мог его снабдить дон Гарсия. Все эти приготовления были закончены в несколько минут. Он двинулся в путь пешком, выбрался из города никем не узнанный и шел всю ночь и следующее утро, пока солнечный зной не принудил его остановиться. В первом же городе, куда он попал, он купил лошадь и, примкнув к каравану путешественников, благополучно добрался до Сарагосы. Там он прожил несколько дней под именем дона Хуана Карраско. Дон Гарсия, покинувший Саламанку на другой день после его ухода, пошел другой дорогой и присоединился к нему в Сарагосе. Там они пробыли недолго. Помолившись наспех Пиларской Божьей Матери[38] и полюбовавшись на арагонских красоток, они, запасшись каждый добрым слугой, направились в Барселону, откуда отплыли в Чивита-Веккью. Под действием усталости, морской болезни, новизны мест и природного своего легкомыслия дон Хуан быстро забыл ужасное приключение, оставшееся позади. Удовольствия, в которые окунулись оба приятеля в Италии, отвлекли их на несколько месяцев от главной цели их поездки. Когда же средства начали у них иссякать, они присоединились к небольшой группе земляков, людей таких же, как они, храбрых и безденежных, и двинулись вместе в путь через немецкую землю.
По прибытии в Брюссель каждый из них зачислился в отряд того или другого полководца по своему выбору. Оба приятеля захотели принять боевое крещение под начальством Мануэля Гомаре прежде всего потому, что он был андалусец родом, а также потому, что, как говорили, он требовал от своих солдат только храбрости да еще того, чтобы их оружие всегда блестело и было в порядке, в отношении же дисциплины был очень снисходителен.
Весьма одобрив их внешность, Гомаре отнесся к ним хорошо и распорядился ими согласно их вкусам и склонностям, иначе говоря, стал посылать их во все опасные экспедиции. Судьба была к ним благосклонна, и там, где многие из их товарищей обрели смерть, они ни разу не были даже ранены и обратили на себя внимание генералов. Оба в один и тот же день получили офицерский чин. С этой минуты, уверенные в хорошем мнении о них и в расположении начальства, они открыли свои настоящие имена и стали снова вести свою обычную жизнь, то есть дни проводили в игре и пьянстве, а ночью давали серенады самым красивым женщинам того города, где стояли на зимних квартирах. Они получили от своих отцов прощение, что мало их тронуло, а также денежные переводы на имя антверпенских банкиров. Они сумели распорядиться этими деньгами. Благодаря своей молодости, храбрости и предприимчивости они одержали множество быстрых побед. Не стану их перечислять; достаточно будет сказать, что едва замечали они красивую женщину, как все средства, чтобы овладеть ею, уже казались им хорошими. Клятвы и обещания ничего не стоили этим бесчестным повесам. А если братьям или мужьям приходило в голову их наказать, у них всегда были наготове добрые шпаги и безжалостные сердца.
