Душа за работой: От отчуждения к автономии - [23]
Как показали исследования, проведённые Джульет Шор, автором книги «Заработавшийся американец»>43, в 1980-х годах (а последующий опыт показал, что и в 1990-х, причём в ещё большей мере) средняя продолжительность труда впечатляющим образом возросла. В среднем рабочее время возросло на 148 часов по сравнению с 1973 годом. Процент персонала, который трудился более чем по 49 часов в неделю, возрос с 13 % в 1976 году до почти 19 % в 1998-м (данные Американского управления трудовой статистики). Что же касается менеджеров, то соответствующие цифры возросли с 40 до 45 %. Таким образом, прогнозы, согласно которым распространение цифровых технологий, способствуя автоматизации, приведёт к сокращению рабочего времени, сбылись и не сбылись одновременно, но в конечном итоге всё же не сбылись.
Действительно, не подлежит сомнению, что в области промышленного производства необходимая продолжительность труда сокращается; а следовательно, происходит высвобождение значительного количества рабочих мест именно в области промышленного труда. Либо рабочих заменяют операторы компьютеров, либо эти рабочие места перемещаются в отдалённые уголки мира, где труд рабочего имеет мизерную стоимость и к тому же никак не защищён профсоюзами. Но правда и то, что как будто бы высвобожденное благодаря использованию современных технологий время преобразуется в кибервремя, то есть время умственной работы, полностью нацеленной на непрестанную выработку киберпространства.
Очереди в одном из офисов городского управления социального обеспечения.
Балтимор. Январь 1970. Фото Томаса О'Хэллорана
Чем объяснить изменения в установке рабочих: от потери интереса к труду к его принятию? Несомненно, главная причина заключается в политическом поражении рабочего класса в конце 1970-х годов в связи с технологической перестройкой производства, последующим ростом безработицы и ожесточёнными репрессиями против рабочего авангарда. Но этого недостаточно.
Для глубокого осмысления трансформации психосоциальных установок в отношении труда необходимо учитывать решающий культурный сдвиг, связанный со смещением центра тяжести из сферы физического труда в сферу когнитивного труда.
Что же принципиально нового произошло в области когнитивного труда? Почему работник нового типа рассматривает свой труд как наиболее привлекательную часть собственной жизни и более совершенно не противится продлению рабочей недели, наоборот, стремится продлить её по собственной воле?
Чтобы ответить на этот вопрос, следует принять во внимание множество факторов, некоторые из которых сложно было бы рассматривать в данном контексте. Так, например, на протяжении последних десятилетий городское сообщество постепенно утратило вкус к жизни и превратилось в какой-то безжизненный сосуд расчеловеченных и безрадостных взаимоотношений. Сексуальные связи и дружба мало-помалу преобразовались в стандартизированные, дежурные, проникнутые меркантильным духом контакты, а способность отдельно взятого тела испытывать наслаждение обратилась в чреватый многими тревогами поиск собственной идентичности. С эмоционально-психологической точки зрения качество жизни снизилось, и причиной тому, как показал в своих работах Майк Дэвис, в том числе в книгах «Город из кварца» и «Экология страха»>44, является нарастающая разрежённость общественных связей и их выхолащивание, продиктованное заботой о собственной безопасности.
Складывается такое впечатление, что человеческие взаимоотношения, повседневная жизнь в целом, эмоциональная коммуникация всё реже приносят людям чувство удовлетворения и психологического комфорта. Одним из последствий указанной «деэротизации» повседневной жизни становится стремление вложить собственные желания в свой труд. Последний при этом толкуется как единственная возможность нарциссического самовыражения для индивида, который привык воспринимать своего ближнего как соперника, иначе говоря, как потенциальную угрозу, как источник собственного обеднения и ограничения деятельности, а не как опыт, удовольствие и обогащение.
В повседневной жизни последних десятилетий всё это привело к процессу всеобщей самоизоляции. Законы конкуренции стали доминировать не только в труде, но и в коммуникации, в культуре; процесс этот сопровождается систематическим превращением всех окружающих в соперников, а следовательно, врагов.
Что такое богатство?
Но мы ещё не дали ответа на собственный вопрос: как могло получиться, что вслед за длительным периодом отторжения работника от своего труда и социальной автономии, на протяжении которого солидарность членов социума доминировала над конкуренцией, а качество жизни над накоплением власти и богатства, труд вновь завоевал ключевые позиции в коллективном воображаемом, оказался на самом верху шкалы социально признанных ценностей? С чего бы это весьма обширный слой современных работников рассматривает труд как наиболее привлекательную часть собственной жизни? Отчасти указанное явление связано со значительным ухудшением условий социальной защиты граждан, вызванным тридцатилетним периодом дерегуляции общественных отношений и демонтажа структур, призванных поддерживать незащищённые слои населения. Но дело не только в этом.
