Душа в тротиловом эквиваленте - [32]

— А люди — то почему безмолвствовали…

— Люди все понимали. А народ не сопротивлялся, даже приветствовал перемены. Ему тоже какое-то время дали поучаствовать в разграблении нажитого страной. Протестовать сначала было как-то не с руки, а потом поздно. Безработица, гражданские войны и прочие прелести колониального статуса.

— Как колониального?

— Да так. Это и в Конституции записали. Яркий пример: статья 15.4 о главенстве решений международного «сообщества». Все это действительно долго рассказывать.

— У тебя есть лекарство?

— Да, есть и лекарство, и план действий. Кое-что уже делается. Но желательно выиграть время. Совсем немного, хотя бы пару лет.

— Как, кстати, к нему относятся потомки?

— Как и ко всем великим политикам. Сначала оплевали с головы до ног. Потом мнения разделились. Некоторые вспомнили, что он принял СССР с сохой, а оставил с ядерной бомбой, и наследства после него всего-то и было — мундир да пара костюмов. Так что спорят, спорят, спорят. Думаю, и на Небесах не могут решить, где Иосифу Виссарионовичу находиться, в аду или в раю. И так выходит правильно, и эдак вроде тоже справедливо, и страшно столпам небесной канцелярии, что куда его не помести, он везде переворот учинит, и социализм строить станет.

— Значит, собираешься его предупредить. Только вот кто тебе поверит?

— Значит, собираюсь. Я же ему обязан многим, да хоть бы и этой квартирой, не говоря уже о стипендии. Он последний из лидеров страны Советов, который не был врагом народа. О том, что поверят, не беспокойся, аргументы у меня есть, надо только чтобы письмо ему лично в руки попало.

— Это возможно. Был у меня один знакомый, рассказал кое-что… — задумчиво протянул Дмитриев.

— Сам же говоришь, нет времени, так что не томи душу.

— На улице Грицевец, это район Арбата, на стене желтого двухэтажного особнячка, он там такой один, висит почтовый ящик. Почта СССР из этого ящика писем не вынимает. Они вообще в ящике не остаются, а сразу попадают на стол к дежурному офицеру Особой Экспедиции при ЦК КПСС. Чтобы письмо попало к Иосифу Виссарионовичу, должны быть соблюдены правила. Отправление должно быть упаковано в два конверта. На внутреннем — личный номер отправителя. У тебя его нет, потому нарисуешь любую двухзначную цифру. На внешнем напишешь: «Товарищу Иванову лично». Писать следует, не пользуясь отведенными для этого на конверте строками, в одну линию, сверху. В нижнем правом углу поставишь тот же номер, что и на внутреннем конверте. Дежурный имеет право только вскрыть верхний пакет и убедиться в совпадении номеров. В журнал входящей корреспонденции такие письма тоже не записывают. Через пару часов твое письмо будет в Кремле. Думаю, такой ящик в Москве не один, но знаю я только об этом. Каковы у тебя шансы благополучно оттуда уйти после отправки письма, я не знаю. Ведется ли наблюдение за почтовым ящиком, неизвестно. Но это все, чем я тебе могу помочь. Все остальные пути передачи письма связаны с чьим-нибудь посредничеством и не так надежны.

— Спасибо! На такую информацию даже надеяться не приходилось! — искренне поблагодарил я. — В качестве ответной благодарности могу подсказать, что термоядерные заряды большой мощности тактически неэффективны. Значительно проще и дешевле внедрить в конструкцию обычных боеприпасов систему термоядерного усиления. В качестве топлива есть смысл применять дейтерид лития. Меньше заражение местности, чище взрыв. Если надо, чтобы навсегда, то в оболочку добавляют кобальт. Это уже оружие последнего ответа, когда терять нечего.

— Откуда знаешь?

— Изучал, обслуживал, мог подготовить к боевому применению. Короче, уровень пользователя.

— Ладно, подумаем. А что помнишь о деталях конструкции?

Помнил я не слишком много, но и мои знания, судя по довольному выражению лица Николая Александровича, были как нельзя кстати. Он лишь спросил:

— Войны с применением ядерного оружия в вашей истории были?

— Слава Богу, нет. По неизвестным причинам, их сочли бессмысленными. Даже придумали страшилку о наступлении ядерной зимы. Запад боялся проиграть, очень боялся.

— Что за ядерная зима?

— Бред сивой кобылы о том, что частицы сажи закроют солнце на десятилетия, и все вымрет как в новый ледниковый период.

— Ну да, а как они объяснили, что пыль не осядет? Мелкодисперсные пылинки будут становится крупнее под действием электростатики, влаги и просто осядут.

— Говорили, что, мол, суперкомпьютер посчитал. Не осядет пыль, так как высоко летать будет.

— Действительно, бред.

— Последний вопрос. Как думаешь, нас таких много?

— Думал, искал, пытался составлять математические модели. Даже с теологами по-тихому общался. В результате пришел к выводу, что нет, не много. Не более двух-трех человек. Слишком жесткие условия перехода, слишком трудно выжить. Я — едва смог. Извини, мне надо бежать, увидимся, Юра.

Николай Александрович в пару глотков допил стакан чаю и стал прощаться. Его шаги быстро простучали по лестнице, гулко хлопнула дверь парадной. До меня донесся приглушенный хлопок закрывающейся автомобильной дверцы, короткий визг стартера. Гость уехал.

Сейчас домою полы и сяду писать письмо Отцу народов. Он далеко не ангел, но жизнь тем и отличается от фантастики, что это не борьба Добра со Злом. В большинстве случаев, это всего лишь выбор наименьшего из зол.