«Душа моя спокойна...» - [14]

Какая-то женщина: «Это обогащает Пензу!»

В городе праздник, люди потоком идут. Он стал предметом любопытства и гордости горожан. В «Правде» упоминание обо мне в связи с памятником Лермонтова и Аникушиным. Надо давать статью в «Советскую Россию».

Москвичи решились на торжественное собрание в Колонном зале[66]. Уровень — Соломенцев, Капитонов[67] и Евг. Тяжельников[68]. Нет даже В. Гришина[69]. Докладчик Б.Рыбаков[70]. Всё на словах громко, а в жизни — скучно получилось.

18 сентября. Становлюсь «популярным». То в «Юности» благодарность за Гладкова и Мейерхольда, то в «Правде» за памятник Лермонтову, вчера в «Советской России», а сегодня в «Лит. газете» благодарность дочери Куприна за создание музея ее отца. Лев [Л.Б.Ермин] бы уже не выдержал, Федор[71] переносит спокойно.

30 октября. Слушал вчера у Миши песни В.Высоцкого. Пел он хрипло, но поэт, безусловно, талантливый. Когда-нибудь издадут его песни, и это будет одним из интереснейших документов нашей эпохи.

2 ноября. Начал читать Л.Безыменского «Разгаданные загадки третьего рейха». Много деталей, подробностей, стало как-то не по себе оттого, что мы своей подлинной истории совсем не знаем. Есть официоз и немного мемуаров. Официальная история не лезет в детали.

Лежит же огромная масса документов, начиная с 1924 года, но она мало публикуется, не исследуется и не становится достоянием людей. У нас история — это не факты, а цитаты, и то только «правильного направления». Вероятно, нужно время, но мы его не дождемся.

28 ноября. 13.00 открытие памятника Бекетовым и Блоку[72]. Прежде чем открыться сказал: «Сегодня большое событие в культурной жизни области. В этой роще, которая будет называться Бекетовской, мы в день 100-летия А.Блока открываем скульптурную композицию, которая увековечит в памяти потомков образы выдающихся ученых России А.Н. и Н.Н. Бекетовых и великого русского поэта России Александра Блока.

Это будет служить патриотическому воспитанию нынешнего и будущих поколений молодежи, порождать у них высокое чувство любви к родной земле».

10 декабря. Интересный разговор с художником Ильей Глазуновым. Звонок он воспринял за большую честь. Рассказал ему о замысле выставки одной картины. Он воспринял ее с восторгом, говорит, что объехал весь мир, но ничего подобного не встречал. Экспонироваться на такой выставке — честь для художника любого ранга. Готов дать картину «Подвиг», которую сейчас заканчивает, и «Блудного сына», а вообще готов подписать союз до последних дней своей жизни. Условились, что или в декабре, или в январе он приедет в Пензу. Поблагодарил за партийное, русское отношение к искусству. О пейзаже. У кого-то «Брат раскулачивает брата». Условились еще созвониться.

27 декабря. Заехал к скульптору Качеровскому. Страшная жизнь какого-то Диогена. Десять лет нет паспорта, живет в брошенном сарае, на одной халабуде спит он, рядом в углу на раскладушке боксер. 41 год — ни семьи, ни угла. На стенах репродукции с мировых шедевров ваяния. Сам живет только скульптурой. Говорит о прекрасных вещах и говорит умно, а своего элементарного места не имеет. Да и деньги редко бывают. Сейчас — берет взаймы. Когда не дают взаймы — ловит и варит голубей. И это художник в эпоху развитого социализма. Что же он может изобразить? Показал Филатова в гипсе. Мне не очень нравится, но он вдохновлен, говорит, что в граните дотянет. Жалко критиковать. Может, ему и виднее?

В обком. Федор [Куликов] насмотрелся в Колышлее[73] доброго. Во всех хозяйствах, даже на предприятиях, заводят свиные микрофермы, или нетоварные фермы, заводят уток, раздают обреченных бычков на откорм частным хозяевам. Хочет показывать всей области.

Жалко одно — потерянное попусту и во вред обществу время. В 60-е годы с ножами гонялись за частным скотом и вырезали его. Потом под лозунгом специализации и концентрации вырезали хорошие свиные фермы. Остались без мяса.

Теперь возвращаемся к исходному, и никто за это не отвечает ни материально, ни даже морально. Бардак какой-то, и нет порядка, нет спроса. Живем будущим, не оглядываясь и не анализируя прошлое. Все, что мы делали и делаем, — это мудро, надо идти дальше. А эта «мудрость» за ноги хватает, спотыкаемся, разбиваем носы, как пьяные, — идем вперед.

Новые решения не возникают на базе анализа старого. Такой анализ страшен всем.

1981

9 января. Утром уехал в Беково[74]. На двух машинах едем через великую степь. Следы кочевий и курганов.

Она было обжилась, эта степь, а теперь снова редеет. Уходят люди, распадаются поселки, забиты ставнями дома, в новые квартиры часто и вселять некого. Раньше человек к хлебу шел, а теперь от него бежит в город в расчете на готовое. А как без хлеба дать это готовое? Но это уже наша забота, а не крестьянина. Мы же постоянно опаздываем. Вообще, как какое-то проклятие висит над нами: сначала упустим, а потом догонять начинаем.

Сейчас дорогу проложили почти до Грачевского совхоза. Это обеспечит жизнь людям, но нет уже этих людей. Одни убогие остались. Жилье, культбыт, деньги делим всем поровну, а надо бы вложить в районы, где можно взять хлеб…

Около 7-ми вечера вернулись в Беково. Опять камин. Я читал «Память» Чивилихина. Интересно о средних веках и древности. Сами себя обираем. Он выступает русофилом в хорошем смысле слова. Должен откровенно сказать, что старанием В.Солоухина, теперь Чивилихина мы начинаем возобновлять историю России, которую было загнали в методологические рамки, узкие для исторической действительности.