Душа бессмертна - [154]

За что прозвали его Новостроем? Обычно в наших краях прозвище говорит само за себя. Иван Андреевич умен, хозяйственен и изобретателен. Еще в молодости, до колхозов, он ввел в хозяйстве четырехпольный севооборот и начал сеять клевер. Потом, уже при колхозах, он то заведет гусей, то прокопает у реки канаву для рыбной ловли, То вдруг сделает хлев с вентиляцией, то привезет откуда-то и посадит яблоневые саженцы.

А народ здешний переимчив, друг дружке не уступают. Что у одного есть, то и другому давай, да еще и лучше, чтобы соседа перефорсить. Поэтому с легкой руки Ивана Андреевича в деревне внедрилось многое из того, что раньше было вообще неизвестно. (Например, та же клубника на огороде, или громоотвод, или гребень для собирания черники.)

Вероятно, Иван Андреевич постепенно вошел в роль деревенского прогрессиста. Ему уже нравилось быть зачинателем. И вот теперь, выйдя на пенсию, он занялся очередным новшеством — решил начисто переоборудовать жилье и баню. Не могу сказать, что было первым толчком для этих преобразований. Всего скорее — повлияла внучка-студентка, приезжавшая летом с подругой и двумя парнями, которые ходили по деревне то в джинсах, а то и вообще в одних плавках. Внучка стыдилась перед своими сверстниками топить баню и краснела от того, что уборная на повети не запиралась, а слово «полати» просто не переваривала.

Иван Андреевич начал с того, что вытащил из передка широкие, опоясывавшие все стены, лавки. В передке стало еще просторнее. Иван Андреевич купил в магазине сельпо дюжину стульев и расставил их в красном углу вокруг стола. Не прошло и месяца, как чуть ли не вся деревня сделала то же самое: лавки начали выволакивать не только из передков, но и из зимовок, пилили их на дрова либо оставляли на улице около палисадов.

Никто не знал, что будет дальше, но все один по-за другому сделали именно так. Иван же Андреевич разломал и выкидал из передка еще и полати. Жена его, Наталья, несмело пыталась протестовать: зимой на полатях всегда хранился лук, и в избе без полатей стало как-то пустынно. Но Иван Андреевич не слушал старуху. Все стены в передке кое-как оклеили голубыми обоями. Иван Андреевич покрасил дверные косяки тоже голубым, половики выбросили и пол тоже покрасили, правда, не в голубое, а в коричневое. И опять же двое соседей Ивана Андреевича не стали терять времени, они сделали то же самое, только обои купили другой расцветки. За этими соседями избы оклеили и покрасили еще в двух или трех домах. К следующему Первому мая вся деревня только и думала, где бы купить краски, обоев, олифы и т. д. Все-таки до города было далеко и за материалами ездили по очереди.

Что можно было сказать обо всем этом? Я не узнал деревню, когда приехал сюда. В каждом доме скрипели жидкие сельповские стулья, на них было боязно садиться. Иные уже валялись на чердаках и в разломанном виде. Голубые и розовые обои, оборванные котами и ребятишками, лоскутьями висели на стенах. Клопы, букашки и мокрицы, уже завелись под ними. Стены уже нельзя было мыть на праздники с мылом, голубые и коричневые косяки, заборки и матицы выглядели удручающе и нелепо, но покамест никто не замечал этого. Наоборот, я примечал гордость во взглядах, вот, мол, и у нас не хуже, чем у других.

Мне казалось, что на этом жители Д…ва приостановятся в своем неумеренном стремлении к прогрессу, к городской культуре, и я не ошибся. Больше того, первый зачинатель и прогрессист Иван Андреевич вскоре попал в жестокий просак, он явно перестарался.

Однажды, незадолго до нового приезда упомянутой мною внучки, Иван Андреевич вздумал ликвидировать в передке русскую печь и сложить вместо нее щиток с плитой, как у нас говорят, «голландку». Раньше Наталья не особенно противилась мужниным начинаниям, теперь же, несмотря на одряхление и старость, встала-таки за печь горой. Но она не смогла переупрямить мужа.

В самом деле, что значит для деревенской хозяйки русская печь? Да и не обязательно для хозяйки? От рождения и до смерти каждого сельского жителя печь была в доме средоточием жизни, центром всего и вся. По старым, еще языческим верованиям, под печью жил хранитель и пестун всего хозяйства — домовой, печь кормила и обогревала, лечила болезни, утешала и успокаивала людей в горькие или холодные ночи. Она сушила зерно, лучину, плотницкие и столярные заготовки, грела для скота воду и пойло, была пристанищем детям, старикам и увечным. Печь не остывала в доме порою по сто или более лет, пока не построят новый дом. Холодный очаг означал смерть, небытие…

Когда Иван Андреевич разломал печь в передке, Наталья сперва перестала быть разговорчивой, потом как-то незаметно сгорбилась, ослепла, полежала недельку и умерла. На похороны приехали из разных городов сыновья и дочери, справили небольшие поминки, а заодно помогли Ивану Андреевичу выволочить брусья от опечка, глину и лишние кирпичи. Когда все разъехались, он сам сложил маленькую печку с плитой, и я зашел как-то к нему в передок. Он сидел за столом в фуфайке. У нас не получилось ни беседы, ни разговора. Слишком неуютно было в этой большой, даже летом холодной избе, окрашенной и оклеенной, с шестью или семью стульями вместо лавок, со старинным шкафом, который стоял у стены как-то совсем нелепо и неуместно…