Дурные деньги - [22]

Она не сразу пришла в себя, когда Витька вдруг затормозил свою машину. Не слезая с мотоцикла, он обернулся к Ниночке, обхватил своими ручищами и жадно впился в ее губы. Мимо, протяжно сигналя, пронеслась машина. Тугая воздушная волна обдала их, ощутимее стала неподвижность и тишина вокруг.

Наконец Витька отстранился и засмеялся, глядя на Ниночку в упор: «Ну что, хватит или еще?» У нее кружилась голова, она не нашлась, что ответить на вопрос, заданный столь бесцеремонно. «Ладно, на сегодня хватит», — решил за нее Витька и резким ударом ноги запустил двигатель…

Поездки на мотоцикле продолжались, и каждая из последующих была опаснее предыдущей. Действовал Витька напористо и смело, и Ниночка невольно поддавалась ему.

Однажды они заехали в березовый лесок. В нем отчетливо пахло молодой зеленью. Витька поставил мотоцикл и достал из-под седла бутылку вина, стакан и кулек конфет.

«Не трусь, вино слабое, — предупредил он Ниночку, — чуть-чуть только голова закружится».

Он быстро наполнил и протянул ей стакан:

«Пей».

«За что?» — спросила она.

«За нас с тобой».

Ниночка выпила вино, которое действительно оказалось приятным и легким. У нее сразу же закружилась голова, она почувствовала себя раскованно, свободно. Витька подсел к ней вплотную, обнял ее и, придерживая, опрокинул навзничь…

— Ниночка, нам выходить!

Она поднялась со своего места и, ни слова не говоря, последовала к выходу за отцом с матерью. Автобус бережно подвез их к остановке, выжидательно урча мотором, замер на месте. Все трое вышли из машины и оказались перед проселочной дорогой, пропадающей среди полей и перелесков. По ней до деревни им предстояло пройти около трех километров — расстояние не ахти какое, однако Ниночке оно представлялось томительно долгим.

— Ну что ж, пошли, — сказал отец, и они поначалу шли молча, потому что все слова были уже сказаны накануне, в городе.

Рядом с дорогой трещали кузнечики, и, когда Ниночка, чтобы не идти по пыли, сворачивала на обочину, они прыгали из-под ног во все стороны, маленькие, серенькие, совсем незаметные в траве.

В перелеске им попались грибы — и какие! — белые. Отец стал собирать их, а Ниночка равнодушно смотрела, как он наклоняется, с корнем вырывает очередной гриб и кладет его в сумку.

— Клава, гляди какой! — показал он жене одну из своих находок, и та стала помогать ему, обходя кругом березы, заглядывая под молодые елочки.

Пожухлая трава скучно шуршала под ногами, и этот приглушенный, однообразный шелест, представлялось Ниночке, будет сопровождать теперь все ее дни, окрашенные так же тускло и меркло, как земля вокруг, как небо, затянутое полупрозрачной пеленой облаков.

— Смотри-ка, у самой дороги… — Отец открыл сумку и показал дочери собранные грибы. — Заняты сейчас люди, не до грибов им.

Господи, да неужели люди еще живут здесь!

Потихоньку двинулись дальше: отец с матерью — по дороге, Ниночка — по обочине, то и дело бесцельно сворачивая в сторону и слушая тот самый шелест травы под ногами, на который она обратила внимание в перелеске. К вчерашнему трудному разговору не возвращались не потому, что все было сказано, — берегли, видимо, до дому. О том, что родители долго не успокоятся, Ниночка поняла по глазам матери. «Может, мне поговорить с ним? — спросила она. — Я мать все-таки…» — «Если я его увижу, я ему глаза выцарапаю», — пообещала Ниночка и, когда говорила эти слова, действительно верила — выцарапает. Нет, надругался он над нею не тогда, в майском леске, а позднее, безмятежным летним вечером — таким безмятежным, что хоть криком кричи…

Когда Ниночка поняла, что произошло с ней что-то неладное, она рассказала обо всем Люське. Та ее — словно обухом по голове:

«Да ты же беременна, дурочка!»

Что-то внутри у Ниночки опустилось, а тело вдруг стало как будто чужим. Чтобы не упасть, она села на кровать.

«Что же мне делать?» — пролепетала она.

«Витька, что ли?» — грубо спросила Люська.

«Витька».

«Давно у вас началось?»

«Недавно. В мае».

«Вот так недавно! — нехорошо усмехнулась Люська. — Чего же ты раньше-то молчала?»

Ниночка со страхом и надеждой смотрела на Люську. В глубине души она верила: подруга не оставит ее в беде, поможет найти выход из безвыходного положения — и немедленно, сейчас же. Отсрочки она не допускала, потому что неизвестность пугала ее больше всего. Что же ей делать? Как быть?

Люська вертелась перед зеркалом — примеряла только что купленный новый купальник. Она рассматривала его, как завоеватель рассматривает свои новые доспехи. Распахнутый халат ее развевался, обнажая хищное, гибкое тело.

«Ты вот что, — наконец заговорила она, не отрывая взгляда от зеркала, — ты скажи обо всем Витьке. Если он не последняя свинья, он женится на тебе. Другого ничего не придумаешь, если уж попалась».

«А если откажется?»

Люська ничего не ответила, только дернула плечом и ухмыльнулась.

Вечером того же дня Ниночка встретила Витьку у сада.

«Ты чего не на танцах?» — удивился он, ставя мотоцикл на подножку.

«Поговорить надо».

«Ого! Что-то серьезное?» — еще больше удивился он.

Ниночка кивнула.

«Говори».

«Не здесь, — оглянулась Ниночка на идущих мимо людей. — Пойдем куда-нибудь».