Дурная привычка - [43]

Я перекатился под защиту очередного контейнера. Перекатился очень неудачно, налетев зубами на какой-то булыжник. Хвала Зоне, челюсть не повредил, но рот мой сразу наполнился неприятным солоноватым привкусом. Скула предательски заныла. Я выпрямился и сплюнул под ноги. Ярко-красная жидкость упала мне на ботинок. Получилось как в кино: боевая раскраска настоящего мужика, который, как известно, должен быть пьян, вонюч и небрит. Все эти компоненты сейчас у меня присутствовали, так что конкурс на звание «мачо» я бы точно выиграл, если учесть, что после моих акробатических упражнений, костюм был покрыт слоем серой пыли.

Судя по активности Телеграфа, патронов у него осталось всего штуки три. У меня тоже не густо: пять. Я еще раз выстрелил, оставив в рожке последние два патрона, и метнулся в сторону. Там было открытое поле, и, если я просчитался, то конец мой должен был наступить очень скоро.

Телеграф не замедлил с выстрелом, однако, очередь замолкла на первом же патроне: заклинило-таки буржуйский автоматик! Ай да Арни, ай да пророк! Подтверждением моим умозаключениям послужил трехэтажный мат, звук передергиваемого затвора и, потом, глухой грохот пластикового корпуса – это на пол полетела F2000. Из укрытия послышался запыхавшийся голос Телеграфа:

– Эй, петух ощипанный, у меня патронов больше нет, и автомат заклинило, а у тебя?

– А у меня есть, и автомат работает. Помнишь, как в рекламе: «Покупайте отечественное»?- я не смог удержаться от злорадной ухмылки, оценить которую, однако, было некому. – Стрелять ты так и не научился, урод косорукий!

– Крохаль, давай разрешим наш проблемы как настоящие мужики: в честном поединке!

Ага, сейчас, как же! Только мне и дел, что с тобой соревноваться, у кого из нас нож острее. У меня других проблем по самые уши, чтобы еще на ерунду всякую время тратить. Сейчас тактическое преимущество в моих руках, и терять его я не намерен. Пока Телеграф заговаривал мне зубы, вспоминая всех моих родственников и подробно высказывая свое мнение о них, я тихо обошел его и встал метрах в десяти. Противник виден мне не был – я спрятался за ящиком, однако, судя по звукам, стоял он именно там, где я и предполагал. Более того, голос, продолжавший рассказывать мою родословную, уходил «от меня», значит, скорее всего, Телеграф вновь стоит ко мне спиной. Похоже, боец собрался перечислить всех моих родственников до четырнадцатого колена. Это в мои планы на сегодняшний день не входило. Пора сворачивать шоу для любителей боев без правил. Я сделал вдох – выдох и вышел из-за ящика.

Телеграф стоял ко мне вполоборота и держал в правой руке нож. Рядом валялся его автомат. Голова, плечи и ноги бойца были прикрыты нависающим ящиком. Для разглядывания оставалась только рука с ножом. А жаль, как бы хорошо я сейчас телеграфа свинцом угостил! Тогда, как говорил вождь мирового пролетариата, пойдем другим путем. Я нажал на курок своей «Грозы». Одна из пуль пробила руку соперника, после чего мой автомат тоже смолк, и я отбросил его в сторону за ненадобностью. Аккомпанементом этому послужил звон упавшего ножа.

Телеграф, морщась от боли, присел и посмотрел мне в глаза. В глубине его глаз явственно читалось желание перегрызть мне глотку или любой другой жизненно важный орган. Левой рукой Телеграф поднял клинок с бетона и взял его обратным хватом. Надо отдать должное бойцу: крика или стона я от него не услышал, только злобное свистящее бормотание сквозь щербатые зубы.

Телеграф, пригнувшись, вышел из укрытия, и, расставив руки как краб клешни, двинулся на меня, приговаривая:

– Все, тебе конец, сучий потрох! Сейчас я тебя резать начну! На ломти настругаю! Ты у меня землю грызть будешь и о смерти молить. В бетон закатаю, падла! В параше утоплю!

Чувствовалось, что Телеграф еще долго может упражняться в лагерной риторике. Ну, давай-давай, поговори напоследок. Я выхватил из ножен на предплечье обоюдоострый нож. Даже не нож, а, скорее, кинжал. Замечательную штуку мне в свое время привезли из Японии: лезвие длиной сантиметров двадцать и шириной в шесть было отлито из превосходной стали. Толстый в середине, ромбовидный в поперечном сечении, кинжал становился тоньше к режущей кромке, где превращался в бритвенное лезвие. Немного коническая рукоять, покрытая ребристой резиной, идеально лежала в руке. Короче говоря – не нож, а загляденье! Молодцы японцы, ничего не скажешь. Прекрасное оружие делают. Единственное, что в кинжале меня не устраивало, так это его балансировка: кидать не совсем удобно. С другой стороны, он для этого и не предназначен.

Телеграф продолжал наступать на меня, озвучивая все ругательства, которые он в своей жизни слышал. Меня это не особо задевало, мне было глубоко наплевать на его мнение. Я отступал, стремясь выйти на более или менее свободную площадку. Когда мне это удалось, Телеграф уже пришел в совершеннейшее исступление: голос его то и дело срывался на визг, а ругательства стали повторяться. Вот, в таком состоянии он мне нравился. К этому времени, он уже несколько раз пытался меня атаковать. Лезвие ножа резало воздух в опасной близости от моего лица, только я бой не принимал, а отходил все дальше и дальше, не позволяя Телеграфу приблизиться на подходящее для эффективной атаки расстояние. Да и Телеграф не допускал оплошностей, позволяющих подловить его на контрприем. Бой перешел в затяжную стадию.