Дурная привычка - [40]

– У твоего противника такой же, только зеленый. Одевайся, скоро в бой.

Я взял костюм. На ощупь он казался добротным и, на удивление, мягким. От резаной раны, конечно, спасти сможет. Но, ни от пули, ни от тычка острием ножа, тем более – боевого кинжала, не защитит, к бабке не ходить. Костюмчик пришелся мне впору. Я присел, попрыгал, помахал руками и ногами. Комбинезон не сковывал движения и нигде не тер. Будто на мою нескладную фигуру шили. Да-а-а, серьезно ребятки подготовились!

Я присел на лавочку и поставил «Грозу» между ног. Тем временем, один из бойцов «Долга» поднес руку к уху – видимо, слушал какое-то сообщение, прижав наушник. За время передачи, он пару раз кивнул, будто собеседник мог его увидеть. Когда разговор закончился, боец подошел ко мне.

– Начало откладывается на четверть часа по просьбе Арни: чего-то он не успел. А ты, держи вот,- «Долговец» протянул мне скомканную бумажку. – Твои друзья просили передать.

– Спасибо.

Внезапно случившейся отсрочке я порадовался – есть немного времени собраться с мыслями, а то, я как вышел из «100 рентген», так и подумать о предстоящем бое не получилось. Кстати, что там за записка?

Я развернул серый комок и расправил его на колене. На огрызке оберточной бумаги синим карандашом был нарисован прямоугольник, внутри которого хаотично располагались прямоугольники поменьше и заштрихованные квадраты. А еще там стояло несколько букв «Т». Стояли они либо среди скоплений квадратов, либо внутри маленьких прямоугольников. Причем, в последнем случае, от буквы обязательно шла стрелочка к короткой стороне прямоугольника. Посредине одной из коротких сторон большого прямоугольника стояла все та же «Т», только в кружочке. Напротив нее, у другой стороны, так же обведенная в кружочек, красовалась «К». И еще одна «К», украшенная стрелочкой, стояла внутри одного из маленьких прямоугольников.

Я смотрел на схему так, будто мне явили расчудесное чудо. Что обозначает сия бумага, я так и не понял, поэтому поднял вопросительный взгляд на «Долговца», передавшего мне послание.

– Переверни, там написано, – боец повел подбородком.

Я перевернул бумагу. На обратной стороне неровными печатными буквами было выведено: «Удачи, Крохаль! Один патрон я оставил, если что!». Рядом с запиской была нарисована подмигивающая рожица. Ай, спасибо тебе, Кузя, и обещание свое выполнил, и развеселить еще умудрился перед боем!

Поскольку у меня отобрали все мои вещи, кроме ножа в ножнах и термобелья, я спросил закурить у своих охранников. Тот, который передал мне кузино послание, протянул пачку «Донского табака» и зажигалку. Я прикурил, поджег записку, и передал сигареты с зажигалкой обратно, не забыв поблагодарить кивком «Долговца». Пока огонь доедал бумагу, я размышлял о совсем уж странных вещах, сосредоточенно глядя на голубоватое пламя. Например: откуда у «Долговца» взялся «Донской табак», когда все поголовно тут курят «Приму»?

Из размышлений меня вывел шум открывающейся двери. За ней стоял человек в ярко-красном комбинезоне. Это одеяние я вспомнил без посторонней помощи – маршал. Таких я видел во время того боя, на который меня приводил Охотник.

Маршал махнул головой, приглашая за собой. Я поднялся, взял автомат и, не прощаясь, вышел из комнаты. Дверь за мной тут же захлопнулась, и послышались торопливые шаги: мои стражи спешили занять места на трибунах, чтобы насладиться зрелищем предстоящего поединка.

Маршал провел меня до бронированной двери, возле которой стояли еще два бойца в униформе «Долга». Один из них несколько раз повернул штурвал и со страшным скрипом открыл дверь. Маршал протянул магазин от «Грозы».

– Двадцать патронов, Воронин проверял лично. – Маршал передал мне боезапас. – Помни, что снимать винтовку с предохранителя и досылать патрон ты можешь только после разрешения Арни. В противном случае тебя сразу пристрелят. Эксцессы тут никому не нужны. Удачи, Крохаль.

– Вот, умеешь ободрить человека! Ничего тут не скажешь! – Я пожал протянутые мне руки, примкнул магазин, положил автомат на руку и переступил порог. Дверь за моей спиной заскрипела и с лязгом закрылась.

Я стоял на поле боя. Видел я его только один раз, да и то, сверху. Теперь мне предстояло изнутри изучить единственное место на «Ростоке», где официально разрешена стрельба.

Боевая часть «Арены» почти полностью занимала собой ангар, один из многих на территории бывшего предприятия. Слева в два яруса за решетками из дюймовых труб и толстенными стеклами шли места для зрителей. Полупрозрачное бронестекло не позволяло разглядеть, что происходит с другой стороны. Зато отчетливо был слышан гул, доносившийся через маленькие отдушины над окнами. Гул толпы, собравшейся поглазеть на кровавое шоу. Своего отражения в стекле я тоже не увидел: окна были равномерно покрыты серой бетонной пылью. Мыть их, естественно, никому в голову не приходило.

На что я еще обратил внимание – запах. Бетон под ногами пропитался ароматами холодного адреналинового пота, крови, боли, чужого страха. Местами были видны следы боев – плохо затертые бурые пятна. Сколько же здесь народу сложило головы?! Мало, что ли, других мест для окончания жизни?! Ведь люди пришли в Зону – территорию, где смерть подстерегает за каждым камнем, может выпрыгнуть на тебя из любого куста. И счастье, если эта смерть окажется быстрой и легкой: от пули конкурента или от разряда «Электры». Чаще всего, жизнь тут заканчивают по-другому – долго и мучительно. Так какого же лешего, спрашивается, стрелять друг в друга еще и на потеху толпе? Что за дурная привычка человечества – страсть к самоуничтожению?