Дурная кровь - [48]

В центральном проходе толпились люди, пришедшие выразить свои соболезнования: местные, многие из которых присутствовали и на похоронах моей матери, небольшая группа хорошо одетых преуспевающих горожан – я думаю, это было «золотое» общество инженеров и строителей. Кроме них там была и кучка зевак, пришедших взглянуть на столь недосягаемого Джона Доусона. По-моему, выглядел он старше своих лет, дело было даже не в возрасте: одежда просто висела на нем, одна бровь сильно поднята кверху, в маленьких глазках – усталость, свет в них почти погас. Может быть, он был болен, а может, просто жизнь не удалась; в любом случае, все, кто знал Джона Доусона много лет назад, не поверили бы, что он так сдаст.

Я ждал во дворе церкви, когда выйдет семья, но напрасно. Барбара Доусон, не теряя ни минуты, запихнула Линду на заднее сиденье черного лимузина. Джон Доусон – теперь на нем была фетровая шляпа – беспомощно оглядывался вокруг. Не дожидаясь, пока кто-нибудь надумает подойти к нему, Барбара взяла над ним шефство, направляя его в безопасное нутро автомобиля. Тут же черные двери с затемненными стеклами скрыли их от посторонних глаз. Они словно подчеркивали мрачную атмосферу происходящего. Водитель ждал, пока тронется катафалк, затем машина медленно проследовала за ним – темная точка на светлом фоне.

Во дворе церкви я встретил Дэйва Доннли и предложил выпить по кружке пива в «Хэннесси».

– Да, было бы неплохо. А потом по косячку, – сказал он и издал какой-то сдавленный смешок.

– Дэйв, нам надо поговорить. Сейчас.

– Я жду тебя в «Кишке» через десять минут, договорились? – сказал Дэйв и зашагал прочь.

В детстве «Кишка» была нашим секретным местом. Три огромных дуба очерчивали ее границы, образуя плотный треугольник из кустов ежевики, чертополоха, боярышника, папоротника и лишайника. С одной стороны нашего убежища проходили железнодорожные пути, а с двух других сторон стояли заборы, окружавшие новостройки. Чтобы попасть внутрь, нужно было пробираться сквозь дыру в живой изгороди или мужественно перелезать через осколки стекла, торчащие из стены, высившейся вдоль железнодорожных путей. Но уж если вам удалось залезть внутрь… Первые сигареты, первая бутылка пива, первый косяк, первые поцелуи, а уж сколько драк там было! Томми Оуэнс и я лишились там девственности, когда нам было по четырнадцать. Это были две отчаянные девки из Сифилда, которые после предупредили нас, что если мы кому проболтаемся, их братцы отрежут нам яйца. Это заявление, вместе с безрадостностью события в целом, привело к тому, что мы вроде как и лишались девственности, а вроде как и нет. Как я позже выяснил, такое чувство остается практически у каждого, даже если местом действия был не старый ссохшийся пень – как в моем случае. Брат Чарли Хальпина повесился на самом старом из трех дубов. А брат Марко Хендерсона Барреллер проделывал там что-то, связанное с масками и маленькими детьми, я так и не узнал, как обстояло дело в действительности, для него это закончилось пятью годами тюрьмы. Вернувшись в Лос-Анджелес, Томми рассказал, что был на похоронах Барреллера, тот облил себя бензином и поджег. Где? Ну, конечно, в «Кишке». Томми утверждал, что свое название «Кишка» получила потому что находится как раз посредине между Каслхиллом и морем, потому все отходы этого района перевозят именно через это место, и здесь они дожидаются переработки или уничтожения. Хотя я считаю, что это мнение одного лишь Томми.

Я предполагал, что от «Кишки» уже ничего не осталось; может быть, лишь одинокая ежевика, которая, наверно, предпочла бы расти где-нибудь на грядке у дома. Но нет, все было по-прежнему, в дикой необузданной красе. Ясень и бузина были высажены стеной по всему периметру и закрывали собой большинство домов.

– Если бы ты здесь жил все время, ты не был бы настроен так романтично, – сказал Дэйв Доннли, отшвыривая из-под ног угли от костра. Дэйв никогда с тех пор не ходил мимо «Кишки». Он то возглавлял команду барабанщиков, то занимался греблей, то ходил со скаутами в поход. Дэйв отбросил в сторону ветку ежевики, прицепившуюся к брючине, и очистил рукав от пыльцы.

– Каждые две недели здесь случаются пьянки, поножовщина или пожар, или эти дебильные тусовки.

– Удивительно, что здесь еще ничего не построили. Я имею в виду, это место едва ли можно назвать островком дикой природы выдающейся красоты.

– Между двумя деятелями возник спор, и они никак не могут договориться, кому же принадлежит эта земля. Они воюют за нее уже двадцать лет. И пока длится эта тяжба, никто из них и пальцем не пошевелит, чтобы что-то здесь изменить, а другие и подавно.

Дэйв стоял в тени самого молодого дуба, отбиваясь большой покрасневшей рукой от едкой пыльцы, шершней и мошкары.

Я присел на пень (может, на тот самый пень, я уж и не вспомню теперь), прислонил к нему походный рюкзак из темной шотландки, который принес из машины, и закурил. Я не был заядлым курильщиком и благодаря каким-то индивидуальным особенностям организма мог обходиться без сигарет довольно долго, но, выйдя из церкви, просто не мог не закурить. Дэйв отрицательно покачал головой, когда я предложил ему сигарету.