Дурак - [61]
Старик принялся сдирать с себя одежду, рвать ворот сорочки, но рвалась лишь пергаментная кожа его пальцев, а не лен. Я перехватил его руку, стиснул запястья и попытался перехватить также взгляд, чтобы король не окончательно скатился обратно в безумие.
— Какое зло я причинил моей Корделии! — взвыл старик. — Она одна меня любила, а я ей навредил! Моя единственная истинная дочь! О боги! Прочь, прочь, все чужое! Расстегивайте же скорей![211] Долой одежду с тела моего — да и с моих костей долой все мясо!
Тут я почувствовал, как на моих руках сомкнулись чьи-то когти, и меня потащили прочь от Лира, будто в кандалах.
— Пуссть поссстрадает! — прошипела ведьма мне в самое ухо.
— Но я же был причиной его боли, — молвил я.
— Лир причинил себе сам свою боль, — ответила она.
Вся хижина закружилась у меня перед глазами, и невесть откуда раздался голос призрак-девицы:
— Спи, милый Карманчик, усни.
— Что с вами, государь?[212] — рек Кент. — Зачем сей грязный и нагой парняга лобзает королевский кумпол?
Я проснулся и увидел старого рыцаря в дверях хижины. Обок его стоял граф Глостерский. Снаружи еще ревела буря, а у очага бесноватый Том обвился вокруг Лира и целовал его в лысую макушку, словно благословлял новорожденного.
— Как, государь! — воскликнул Глостер. — Иль общества другого вы не нашли?[213] Кто вы такой? Как вас зовут?[214]
— Дай мне с философом потолковать[215], — промолвил Лир.
— Я бѣдный Томъ[216], — ответствовал философ. — Бѣсноватый изъ Бедлама. Скоро семь лѣтъ, да, семь лѣтъ ужь сравняется, какъ акридами бѣдненькій Томи питается[217].
Кент посмотрел на меня, но я мог лишь плечами пожать.
— Оба спятлы, как дятлы, — молвил я.
— Мой государь, со мной пойдемте[218]. У меня есть вести из Франции, — сказал Кент.
— Голландский соус отлично идет к яйцам? — осведомился я.
— Нет, — молвил Кент. — Насущнее.
— Вино и сыр прекрасно сочетаются? — вновь осведомился я.
— Нет, шельма с теркой вместо языка, Франция отрядила армию в Дувр. И слух пошел — небрежность наша их допустила высадиться тайно в портах важнейших наших, и готовы они вступить открыто с нами в бой[219].
— Ну что ж, тогда это кроет новости о вине и сыре, нет?
Глостер старался отцепить Тома из Бедлама от короля Лира, но ему было трудно, ибо он при этом тщился и плаща себе не замарать.
— Я отправил весточку во французский лагерь под Дувром, что Лир здесь, — сказал Глостер. — Я не в силах больше повиноваться вашим дочерям[220], ваше величество. Подал им прошенье позволить мне увесть вас от бури, а они ни в какую. В моем собственном доме хозяйничает герцог Корнуолл. Они с Реганой взяли на себя команду над вашими рыцарями, а с ними — и над моим замком.
— Славный мой государь, милорд зовет под кровлю[221], — сказал Кент. — У нас лачуга есть под городской стеной, пока не стихнет буря. Я приготовил конные носилки. Езжайте к Дувру. В Дувре встретят вас защита и приют[222].
— Стой, — отвечал Лир, — скажу я слово вот с этим фивским мудрецом[223]. Наедине хочу сказать вам[224]. — И он потянул Тома в угол. — Он мудр и знает, как жить надлежит. Хочу спросить: что есть причина грома?[225]
Кент повернулся к Глостеру и пожал плечами:
— Рассудок в нем мутится.
— И не диво[226], — ответил тот. — Забредишь, если дочери его задумывают гибель государя! Так Лир, ты полагаешь, помешался? Есть от чего. Я тоже за себя совсем не поручусь. Имел я сына. Я от него отрекся и изгнал. Он умышлял на жизнь мою недавно. Совсем на днях. А я его любил, как никого. И вот тоска об этом мне не дает покоя…[227]
— У вас, у благородных, на жизненные трудности бывает хоть какая-нибудь другая реакция, а? — не выдержал я. — Или вы только и можете, что лишаться ума, трогаться мозгами да бегать голыми и жрать грязь? Яйца в горсть и вперед, будьте добры? Кент, что с Харчком?
— Я оставил его прятаться в портомойне, но Эдмунд его отыщет, ежели ему шлея под хвост попадет. Пока ж он занят тем, чтоб не попадаться сестрам и сталкиваться с Корнуоллом.
— Сын мой Эдмунд по-прежнему нам верен, — промолвил Глостер.
— Ну да, милорд, — рек я. — Осторожней только, не споткнитесь в следующий раз о сладку жимолость, что у него из зада произрастет. Вы можете провести меня в замок так, чтобы Эдмунд об этом не прознал?
— Могу, должно быть. Но твоим приказам, дурак, я подчиняться не стану. Ты холоп, и к тому же — предерзкий.
— Ты еще злишься на меня за то, что я потешался над твоей покойной женой?
— Делай, как шут сказал, — громыхнул Лир. — Его слово — все равно что мое.
Сие заявление так меня потрясло, что в тот миг меня могло сшибить наземь слабейшим дуновеньем ветерка. Огонь безумья в стариковских глазах никуда не девался, но в них пылало и пламя власти. То он немощный лепечущий рамолик, то из неведомых его глубин огнем пылкает дракон.
— Слушаюсь, ваше величество. — Глостер вытянулся по струнке.
— Он неплохой парнишка, — сказал Кент, чтобы хоть как-то смягчить укус королевского приказа.
— Стрый, бери своего голого философа и пошли уж наконец в эту его лачугу под городской стеной. А я заберу из замка своего недоумочного подмастерье, и мы все вместе отправимся в Дувр на встречу с лягушиным королем Пижоном.
