Дурак - [22]

— Сиди тут, пока епископ утром не уедет, а если спросят — тебя уже повесили.

— Хорошо, Преподобная.

Наутро она пришла за мной и украдкой вывела через часовню. Она была сама не своя — я никогда ее такой не видел.

— Ты был мне вместо сына, Карман, — сказала она, поправляя на мне одежку. Повесила мне через плечо котомку, что-то сунула в нее. — Больно мне тебя отсылать.

— Но, матушка…

— Нишкни, парнишка. Отведем тебя в амбар, повесим перед парочкой крестьян, а потом отправишься на юг — там найдешь труппу скоморохов[58], они тебя возьмут.

— Прошу прощения, Преподобная, но если меня повесят, кем меня возьмут скоморохи? Куклой в кукольный театр?

— На самом деле я тебя не повешу, но смотреться будет хорошо. Надо, парнишка, епископ распорядился.

— С каких это пор епископ приказывает монахиням вешать людей?

— С тех пор, как ты трахнул затворницу, Карман.

При этих словах я вывернулся из-под руки матери-настоятельницы, пробежал через весь монастырь по знакомому коридору, к келье. Крестообразной бойницы больше не было — ее заложили камнем и замазали известкой.

— Талия! Талия! — звал я. Орал, бил кулаками по камням, пока не потекла кровь, но ни звука не раздалось из-за стены. Вообще ни звука.

Сестры оттащили меня, связали мне руки и вывели в амбар, где меня и повесили.

Явление седьмое Брат-изменник

Вечно ли я буду одинок? Затворница говорила, что такое возможно, — когда пыталась утешить меня, если я жаловался, что сестры Песьих Мусек меня отталкивают.

— Ты наделен остроумьем, Карман, но чтобы стрелять остротами и подпускать колючки, ты должен отстраниться от мишени. Боюсь, ты вырастешь одиноким человеком — даже в обществе собратьев.

Вероятно, она была права. Быть может, именно поэтому я вырос таким законченным женоугодником и красноречивым рогоставом. Под юбками податливых и понимающих ищу лишь поддержки и утешенья. А посему, бессонный, я направился в большую залу искать успокоенья у дев, там ночующих.

Огонь еще пылал — перед отходом ко сну в очаг навалили бревен размером с быка. Моя милая Пискля, частенько раскрывавшая странствующему дураку душу и что только не, заснула в объятьях своего мужа, который, храпя, нещадно ее тискал. Язвы Мэри было не видать — несомненно, она где-то обслуживала ублюдка Эдмунда, — а прочие мои обычные красотки смотрели десятый сон в опасной близости от мужей или отцов и допустить к себе одинокого шута не могли.

А! Но вот новая девушка — на кухне она лишь вторую неделю, звать Тэсс, Кейт или, возможно, Фиона. Волосы смоляные, сияют, как намасленное железо; молочная кожа, щеки розой натирали — она улыбалась моим шуточкам и дала Харчку яблоко, хотя он не просил. Я был умозрительно уверен, что обожаю ее. На цыпочках я прошествовал по камышу, устилавшему пол (Кукана я оставил у себя — бубенцы у него на колпаке не помогают в романтике украдкой), возлег с нею рядом и собственной персоной внедрился к ней под одеяло. Ее разбудил нежный тычок в бедро.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — молвил я. — Ты же правда не папистка, душечка?

— Исусе Христе, нет. Урожденная друидка.

— Слава богу.

— Что ты делаешь у меня под одеялом?

— Греюсь. Я ужасно замерз.

— А вот и нет.

— Бр-р-р. Околеваю.

— Тут жарко.

— Тогда ладно. Я просто дружить пришел.

— Может, хватит меня пихать вот этим?

— Извини — он сам так делает, когда ему одиноко. Может, ты его погладишь?

И она, хвала милостивой богине леса, его погладила — робко, сперва чуть ли не с почтением, словно ощущала, сколько радости он может принести всем, кто войдет с ним в непосредственный контакт. Умеет дева приспосабливаться, не склонна к приступам истерии и стыдливости — а вскоре нежная крепость ее хватки выдала, что и в обращении с мужской анатомией у нее есть опыт. В общем, ни дать ни взять красотка.

— Я думала, у него будет колпачок с бубенчиками.

— Ах да. Ну, если дать ему переодеться где-нибудь в укромном месте, я уверен — это можно устроить. У тебя под юбкой, например. Перекатись-ка на бок, милочка, не так будет очевидно, если станем нежиться латерально.

Я высвободил ее груди из платья — выпустил пухлых розовоносых щеночков порезвиться при свете очага. Сейчас опытный жонглер ими дружелюбненько займется — я уже подумал было зарыться в их мягкость щеками и побормотать им что-нибудь нежное, но тут явился призрак.

На сей раз дух был плотнее. В чертах его угадывалось до крайности привлекательное существо женского полу — до ее отправки в еще не открытую страну, вне всяких сомнений, близким родственником, утомившимся от ее раздражающей натуры. Тень плавала над спящей фигурой Кутыри, подымаясь и опадая на сквозняке кухаркиного храпа.

— Извини, что нависаю, пока ты имаешь прислугу» — рек призрак.

— Имание пока не началось, навье. Я едва взнуздал кобылку перед моклой срамной скачкой. Теперь сгинь.

— Тогда ладно. Извини, что мешаю твоим попыткам имания.

— Это я-то кобыла? — спросила Возможно Фиона.

— Вовсе нет, солнышко, ты ласкай себе дурачка, а призраком я сам займусь.

— Куда ж без окаянного призрака, а? — заметила Возможно, для пущей убедительности сжав мой отросток.

— Если живешь в замке, где вся кровь голубая, а убийство — любимое развлечение, то никуда, — промолвил призрак.