Дура LEX - [11]
Судья, в отличие от присяжных, решает вопросы, связанные с законом и его толкованием. Допустимо ли то или иное вещественное доказательство к рассмотрению присяжными? Были ли вещественная улика или признание получены при нарушении конституционных прав обвиняемого? Имеет ли право адвокат задавать жертве вопросы о ее прошлом сексуальном поведении? Имеет ли право прокурор рассказывать присяжным об уголовном прошлом обвиняемого? Эти вопросы связаны с законами и их трактованием, а посему являются прерогативой судьи. Судья также инструктирует присяжных. Например, инструкция судьи может звучать так: если вы, присяжные, изучив все факты, найдете, что произошла пенетрация, на которую жертва не давала согласия, причем любой разумный человек на месте обвиняемого однозначно бы понял, что согласия на пенетрацию со стороны жертвы он не получил, то вы обязаны признать обвиняемого виновным в изнасиловании. Стороны устраивают прения по поводу инструкций. Например, прокурор может ходатайствовать, чтобы судья удалил слово «однозначно» из инструкции. Понятно, что без этого слова в инструкции осудить человека легче.
Каков был бы для Юры идеальный состав присяжных? Пол Моргенстерн, следуя традиции, считал, что прежде всего мы должны отсеять женщин, которых либо изнасиловали, либо подвергали угрозе изнасилования. Во время вуар-дир мы имели право задавать прямые вопросы на эти темы, но делать это мы должны были тактично. Ни в коем случае мы не должны были восстанавливать будущих присяжных против обвиняемого. Вуар-дир происходит на глазах у других кандидатов, и пока адвокат работает с одним, другие с него не спускают глаз. Следующими кандидатами на отсев являются те, у кого родственники или друзья были жертвами изнасилования. От таких тоже нечего ждать объективности. Как нельзя ее ждать и от родственников полицейских и других представителей правоохранительных органов. Каждый вечер они слушают истории своих пришедших с работы усталых мужей о том, как они в поте лица, рискуя жизнью, ловят преступников, которых потом «отмазывают» ловкие адвокаты.
В Юрином случае к вышеперечисленным «нежелательным» категориям я добавил суфражисток. Эти фурии готовы засудить за взгляд, за слово. Разумеется, на вуар-дир нельзя будет в лоб задавать вопрос, принимает ли кандидатка активное участие в движении за права женщин. Да и судья не признает участие в этом движении достаточной причиной для отвода. Но ведь у нас есть возможность давать отводы и без причин. Пол согласился, что мы должны аккуратненько прозондировать наших кандидаток по этому параметру. К счастью, многих воительниц за женскую свободу легко идентифицировать по неопрятному виду и недорогим украшениям, в основном индейской тематики.
Пол хотел видеть в составе присяжных как можно больше мужчин. Я — как можно больше людей с высшим образованием, которые бы легко раскусили Юлину ложь и увидели, кто она есть на самом деле. Я хотел умных, циничных скептиков. Пол — мужиков, которые бы симпатизировали Юре. Наши расхождения, впрочем, не были существенными.
Была еще одна проблема: без Юры нам трудно было представить свою версию событий. Если ни Гриша, ни Таня не заикнутся на прямом допросе о наркотиках, то и на перекрестном мы не имеем права касаться этой темы. Юля, понятное дело, на своем прямом допросе не будет заводить речь о кокаине. Но как бы нам хотелось, чтобы наркотики каким-то образом всплыли на суде, — присяжным все сразу стало бы понятно — и мотивация Юли, и что она за человек!
Отбор присяжных прошел довольно быстро, и мы остались им вполне довольны. В основном составе оказалось семь мужчин и пять женщин. Среди мужчин пять белых, один латиноамериканец и один негр. Женщины все белые, три работающие и две домохозяйки. Из мужчин шесть работающих и один на пособии по безработице. Прокурор выдвинул трех свидетелей — Юлю, Таню и полицейского, совершавшего обыск квартиры при Юрином аресте. Защита выдвинула в качестве свидетеля только Гришу. Конечно, мы поработали с Гришей. Свидетель всегда должен знать, какие вопросы ему зададут на прямом допросе и как на них нужно отвечать. Глуп тот адвокат, который задает своему свидетелю неожиданный вопрос, однако такое бывает. Подготовка также заключается в предугадывании вопросов прокурора на перекрестном допросе и выработке ответов на эти вопросы. Очень часто прокурор задает вопрос свидетелю защиты: вас готовили к моему допросу, говорили, как нужно отвечать? Ответ на такой вопрос один: адвокат проинструктировал меня говорить правду и только правду.
Прокурором была женщина. Чем субтильнее женщина-прокурор, тем больше она сука. Самые страшные суки — красивенькие кореяночки. Наша сука была белой. Во время вступительного слова она обещала присяжным доказать на основании результатов судебно-медицинской экспертизы и показаний двух свидетелей, что Юрий совершил целую серию страшных преступлений. Она изложила их суть, а о подробностях будут говорить свидетели обвинения — две девушки-эмигрантки из Советского Союза, которых против их воли затащили на квартиру, где, угрожая ружьем, обвиняемый изнасиловал Юлю как традиционным, так и извращенным способом.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».