#DUO - [18]

— Притяни колени к груди.

Знаешь, как стекает вода по обнаженной мужской плоти? Как она умеет гладить и возбуждать, но не давать освобождения? Ровно это я и собираюсь продемонстрировать тебе. И я прикасаюсь к внутренней стороне твоих бёдер, кружу губами по нежной коже, понемногу приближаясь к той запретной черте, за которой ты уже потеряешь опору.

— Что ты делаешь?

Вместо ответа, я откровенно раскрываю тебя и пробую на вкус. Ты вскрикиваешь и втягиваешь воздух в лёгкие. Теперь я добавляю к своей ласке ещё и пальцы:

— Скажи, тебе так нравится?

Но ты молчишь, а стало быть, и наш спор ещё не окончен. И я продолжаю ласкать тебя, дразнить, провоцировать, трогать, действуя всё откровенней, выбивая из тебя то крик, то стон. Ты пытаешься перевернуться, но я держу тебя в том положении, которое удобно мне. Растравливая тебя поцелуями, я точно знаю, что твоё тело предаст тебя раньше, чем гордость и принципы. Но это — не насилие, потому что всё закончится ровно в тот момент, когда ты скажешь мне 'нет'. Так отчего ты молчишь, Катя?

Твой вздох — и невольное движение бёдрами навстречу мне. Ты лицемерка, девочка. Ты играешь в то, что давно могла бы уже прекратить, но ты этого не делаешь. А знаешь, в чём дело? Тебя волнует наша игра. Я тебя волную.

— Мы не должны… Ты не должен. — Ты всё ещё пытаешься удержаться на краю и прячешь лицо в ладонях. И вот он, твой главный вопрос:

— Зачем ты это делаешь?

— Мне ничего больше не остаётся, — отвечаю я. И я честен с тобой, потому что, прочитав твой этюд, задался только одной целью: привязать тебя к себе так, как попыталась это сделать со мной ты…

Есть такая пословица: когда ужинаешь с дьяволом, то ешь с аппетитом. Этот этюд — последний. Больше я не буду тебе писать, потому что понял: слова о чувственности — это как духи на коже любимой женщины. Не обязательно выливать весь флакон — порой достаточно и одной капли'.

Я так и не отправил Кате письмо. Сохранил его в черновиках и подошёл к окну. Поставил ладони на подоконник, прижался горячим лбом к холодному стеклу. Наш спор зашёл слишком далеко. Пока я размышляю, как закончить эту нелепую переписку и добраться до Бергера, до меня доносится сигнал входящей почты. Возвращаюсь к ноутбуку и вижу в нём новое письмо от DUO. Интересно, что ей ещё надо от меня? Или она хочет узнать, как поживает мой этюд? С раздражением сажусь за стол и открываю письмо: 'Добрый вечер, Герман! Скажите, мой роман откровенно Вам не понравился или Вы готовы его купить?'.

'Она там совсем взбесилась со своей книгой?' — думаю я. Хмыкнув, читаю дальше: 'Если Вы согласны приобрести мою рукопись, то я предлагаю это обсудить. Вы сможете со мной встретиться?'.

Сейчас у меня вообще нет слов. Ставлю локти на стол, тру ладонями лицо. Подумав, печатаю: 'Добрый день, Катя. Вам так нужны деньги?'

'Да'.

'Сколько?'.

'Я бы хотела получить двадцать пять тысяч долларов'.

'Ничего себе…'

Я фыркаю. Не выдержал — и расхохотался. Похоже, эта DUO не в ладах ни с бизнесом, ни с математикой.

'Скажите, эти деньги нужны Вам или кому‑то другому?', — уже откровенно интересуюсь я.

'Мне', — опрометчиво — быстро печатает Катя.

Я сую в рот сигарету. Прикуриваю, глядя из‑за сложенных в лодочку ладоней на экран ноутбука. На глади монитора отражается золотой огонёк. Он словно метка памяти, что через полтора месяца наступит годовщина того проклятого дня, когда меня 'кинула' Алла. И я ловлю себя на мысли о том, что наша встреча с Катей — это та самая случайность в цепи закономерностей, которая и расставит всё по местам. И я направляюсь в комнату. Стараясь не разбудить спящую Наташу, выдвигаю ящик письменного стола и вынимаю год назад спрятанную там сим — карту, которую я использовал только для разговоров с Аллой. Возвращаюсь к компьютеру и пишу Кате тот ответ, на который она точно клюнет. Потом иду в комнату:

- 'Зайка', вставай. — Я трогаю Наташу за плечо.

— Иди сюда, — ещё сонная, Наташа тянется ко мне. Но я отступаю:

— Одевайся. Я тебя провожу.

На сегодня свидание закончено.'

— 2 —

22 мая 2016 года, воскресенье.

'Сегодня впервые за долгое время я ночую в своей квартире. Я стою в большой, пустой комнате. Разглядываю в окно заливающую двор темноту, разбавленную раструбами льющихся вниз фонарей, подсвечивающих вывеску адвокатской конторы 'Дробин и Ко'. И думаю я о том, когда я сбилась с пути? Похоже, это произошло в тот день, когда я бросила вызов Герману, а он сыграл со мной точно так, как подкидывают на руке монетку. Я покорно ложилась в его ладонь то 'орлом', то 'ребром', то 'решкой', расценивая это как случайность, в то время, как для Дьячкова все мои поступки были цепью закономерностей…

Тремя часами ранее я приехала в офис к Бергеру.

— Дмитрий Владленович разговаривает по телефону, — предупредила меня помощница.

— Ничего, мне можно. — С милой улыбкой, от которой секретарша Димки кисло и недовольно морщится, толкаю дверь в комнату с табличкой 'Дмитрий Гер' и вижу Бергера, сидящего ко мне в пол — оборота. Меня он не слышит, не видит и продолжает кричать в трубку:

— Алла, выкручивайся как хочешь, но мне нужно двадцать пять тысяч! Каких рублей?.. Алла, опомнись: дол — ла — ров!.. Значит, ты попросишь… Как у кого?! У своего мужа! А можешь позвонить своему разлюбезному Соболеву и попросить его включиться в это дело… Ты же говорила, что он бизнесмен от Бога? Вот тогда и ищи своего Артёма!