Дунайский лоцман - [48]

Судья сидел за столом и, казалось, был очень занят. Он оставил лоцмана стоять на ногах минут десять, как будто не замечая его присутствия.

— Мы получили ответ из Сальки,— сказал он наконец равнодушно, не поднимая глаз на обвиняемого, наблюдая за ним тайком сквозь опущенные ресницы.

— А! — с удовлетворением воскликнул Сергей Ладко.

— Вы были правы,— продолжал господин Рона.— В Сальке действительно есть Илиа Бруш, он пользуется прекрасной репутацией.

— А! — еще раз воскликнул лоцман, ему уже казалось, что двери тюрьмы раскрываются.

Судья прикинулся еще более равнодушным и незаинтересованным и пробормотал, как будто не придавая своим словам никакого значения:

— Полицейский комиссар из Грона произвел дознание, и ему удалось говорить с ним самим.

— С ним самим? — повторил, не понимая, Сергей Ладко.

— С ним самим, с Илиа Брушем,— подтвердил судья.

Сергею Ладко показалось, что кто-то из них двоих сейчас бредит. Как могли найти в Сальке другого Илиа Бруша?

— Это невозможно, сударь,— пробормотал он,— произошла ошибка.

— Судите сами,— возразил судья.— Вот рапорт полицейского комиссара из Грона. Этот уважаемый чиновник, исполняя поручение, отправился четырнадцатого сентября в Сальку и явился в дом, расположенный на углу набережной и будапештской дороги. Ведь вы, кажется, этот адрес давали? — перебил себя судья.

— Да, сударь,— ответил Сергей Ладко в полной растерянности.

— И будапештской дороги,— повторил судья.— Он был принят в этом доме господином Илиа Брушем лично, и тот объявил, что он только недавно возвратился после довольно продолжительного отсутствия. Комиссар добавляет, что сведения, которые он собрал о господине Илиа Бруше, устанавливают его безупречную порядочность и тот факт, что никакой другой обитатель Сальки не носит это имя… Имеете ли что-нибудь сказать? Прошу вас, не стесняйтесь.

— Нет, сударь,— пробормотал Сергей Ладко, чувствуя, что сходит с ума.

— Вот первый пункт и выяснен,— с удовлетворением заключил господин Рона и посмотрел на узника, словно кот на мышь.

Глава XIV МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

После второго допроса Сергей Ладко вернулся в камеру, уже совсем не отдавая себе отчета в том, что происходит. Он едва слышал вопросы судьи после того, как ему прочитали донесение полицейского комиссара из Грона, и отвечал на них тупо, не всегда вразумительно. То, что случилось, превосходило его понимание. Чего хотели от него в конце концов? Похищенный, заточенный на борту шаланды неведомыми врагами, он только что добился свободы, чтобы сразу ее потерять; и вот теперь нашелся в Сальке другой Илиа Бруш, второй он сам, в его собственном доме!… Это переходило в какую-то фантасмагорию!…

Ошеломленный, чуть ли не сведенный с ума последовательностью и внешним правдоподобием необъяснимых событий, он чувствовал, что является игрушкой могущественных враждебных сил, что он, как безвольная и беззащитная добыча, втянут в колеса ужасной машины, называемой правосудием.

Это отчаяние, этот паралич воли так красноречиво выражались на его лице, что один из сопровождавших тюремщиков даже растрогался, хотя и считал узника самым отвратительным злодеем.

— Видно, дело идет не так, как вам хотелось бы, приятель? — проявляя и словами и интонацией желание хоть немного ободрить заключенного, спросил служитель, хотя и пресыщенный по своей профессии зрелищем людских бедствий.

Он мог говорить с глухим, результат оказался бы тот же.

— Ну,— снова начал добродушный страж,— не теряйте головы. Господин Изар Рона — славный малый, и, может быть, все устроится лучше, чем вы думаете… А пока я оставляю вам вот это… Тут есть кое-что о вашей родной стране… это вас развлечет…

Узник сидел неподвижно. Он ничего не понимал, ни на что не реагировал.

Он не слышал, как снаружи застучали засовы, и не видел газету, которую тюремщик положил на стол уходя.

Протекали часы. Кончился день, потом прошла ночь, и опять наступил рассвет. Словно прикованный к стулу, Ладко не чувствовал, как бежит время.

Однако когда солнечный свет ударил в лицо, он как будто вышел из оцепенения. Открыл глаза, и его блуждающий взгляд обежал камеру. Первое, что он заметил, была газета, оставленная накануне жалостливым тюремщиком.

Газета лежала на столе так, что открывала заголовок, напечатанный огромными буквами. «Резня в Болгарии» — объявлял заголовок, что сразу, конечно, бросилось в глаза Сергею Ладко. Он лихорадочно схватил лист. Трезвость рассудка быстро возвращалась к нему.

События, о которых Сергей Ладко узнал таким образом, в то время обсуждались всей Европой и возбуждали всеобщий ропот негодования.

Как уже говорилось в начале этого рассказа, вся балканская область оказалась тогда в огне. Летом 1875 года восстала против турецкого феодального и национального гнета Герцеговина[33] и турецкие войска не могли ее усмирить. В мае 1876 года поднялась, в свою очередь, Болгария;[34] Порта[35] ответила на восстание сосредоточением многочисленной армии в треугольнике, вершинами которого служили Рущук, Видин и София. Наконец, 1 и 2 июля того же 1876 года Сербия[36] и Черногория[37] выступили на сцену и объявили Турции войну. Сербы под предводительством русского генерала Черняева