Дунай в огне. Прага зовет - [124]

Андрей перевел взгляд на другую скульптуру-миниатюру, тоже с работы Микеланджело. Это «Давид». Библейская легенда рассказывает о юноше, который смело вышел на поединок с великаном Голиафом и «с божьей помощью» уложил его камнем из своей пращи. Но в скульптуре совсем не чувствуется ничего божественного. Фигура юноши, лишь слегка опирающаяся на правую ногу, готова к быстрому и решительному усилию. Голова чуть наклонена вперед, и в ее движении искусно передано упрямство, собранность и воля. Лишенное злобности, его упрямство как бы вырастает из естественной, как дыхание, веры в свои силы. Мускулы еще расслаблены, и великий художник удивительно верно схватывает тот самый мгновенный покой, за которым следует взрыв всех сил.

Герой-одиночка в бою с великаном! Что ж, честь и слава ему, его мужеству и силе. Только в наше время этой силы мало. Разве она заменит силу коллектива, массы. Будь Яник героем-одиночкой погиб бы и все. Но он был малой частицей коллектива-гиганта, в котором и советские люди, и патриоты других стран, поднявшиеся на борьбу с фашизмом. И кто бы ни пал в этом бою, коллектив-гигант живет и борется, он наверняка побеждает.

— Честь праци, пане полковник! — услышал Андрей за спиной приятный женский голос и мгновенно обернулся. Перед ним молодая чешка с твердым взглядом карих глаз, резко очерченным красным ртом. Она очень красива, смелая и гордая девушка, так что увлеченный своими мыслями, Жаров не сразу опомнился и повернувшись:

— Честь праци! — повторила она, ласково смеясь и протягивая ему руку. — Власта Гайная.

— Здравствуйте, Власта, — ответил Жаров, пожимая руку. — Я засмотрелся на скульптуры и не слышал, как вошли вы. С приездом!

— Благодарю. Однако вас так увлек Микеланджело, что вы ничего не замечаете…

Андрей рассказал о своих мыслях.

— Вы правы, правы, как и все советские люди, брат Вилем просто влюблен в вас, впрочем, не один Вилем, — поправилась Власта, — а все чехи и чешки влюблены, как в старшего, опытного и умного брата, у которого все хочется перенимать.

— Против фашизма, — сказал Евжен Траян, не спуская с Власты влюбленных глаз, — я признаю только одно оружие, которое стреляет.

— Есть сила и более могущественная, — спокойно возразил Березин, слегка отодвигая от стола свой стул.

— Это какая?

— Сила справедливости и чести — наше могущественнейшее оружие: без нее немыслима теперь никакая победа.

— Чехи в 1938 году были очень справедливы, однако они не победили, — не сдавался поручик.

— Они победили, когда пошли по правильному пути, победили с помощью советских людей.

— С помощью их оружия все-таки…

— Да, но не только. В наше время, когда война вовлекает в борьбу огромные массы, идейное, духовное оружие — величайшая сила. Без нее, учит Ленин, нельзя победить. Как молодому офицеру новой демократической армии, вам нельзя забывать об этом. Вот так, брат мой, — Григорий дружески тронул его за локоть, — подумайте об этом.

— Евжен, не спорить, сразу нахмурилась Власта, но, тут же улыбнувшись, добавила: — Не прав — сдавайся: это признак силы и мужества.

— Я готов был отступиться, Власта, и без твоего приказа, — произнес Евжен, — я слишком уважаю майора, чтоб не поверить ему.

— То-то!.. — ласково погрозила она ему пальчиком.

Андрей взглянул на часы: пора ехать.

Офицеры тепло распрощались, обещая друг другу завтра встретиться в гостинице «Алькрон».

Глава двадцатая НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

1

Власта, она очень походит на ласточку: маленькая, гибкая, стремительная. Легкое платье ладно облегает ее тонкий стан. Черные волнистые волосы, перехваченные лентой, свободно откинуты назад. Особая же прелесть в ее лице, в темных блестящих глазах, которым чуть надломленные брови придают неуловимый оттенок наивности, задора и властности одновременно. И ко всему у нее фейерверочный темперамент.

— Ну, как ты можешь, как! — наскакивала она на Евжена, вздумавшего было отстаивать свою неправоту. — Ошибся — уступи: упрямство — ненадежный щит слабых, — и горячо споря с ним, девушка беспрестанно обращалась за поддержкой к Березину, авторитет которого одинаково непререкаем для обоих.

«Умна и красива, — с удовольствием подумал Максим Якорев, с интересом присматриваясь к чешке, — да и упорна, эта спуску не даст!» Он сравнивал ее с своей Олей, что сидела сейчас рядом, и находил в них много общего, только черноволосая Власта, привыкшая командовать (она возглавляла партизанскую группу), была более резкой, а белокурая Оля выглядела нежнее и ласковее, хотя ее порывистость временами оказывалась столь упорной, что Максиму приходилось во всем уступать девушке. Сейчас же она просто светилась радостью и не скрывала, как соскучилась по Максиму. Еще бы! Она не видела его с злополучных витановских событий, когда он на руках принес се в санчасть, всю израненную и истекавшую кровью.

Их встреча в Праге была неожиданной и особенно радостной. Оля думала, он в Берлине, а Максим с танками Конева раньше ее оказался в Праге.

Последние недели войны Максим провел в бесконечных разъездах и был полон самых необычайных впечатлений. Пришлось объездить чуть не весь фронт. Ему по счастливилось попасть во Францию, побывать в Париже. Затем увидеть встречу американских и советских войск на Эльбе, участвовать в штурме Берлина, своими глазами видеть его падение, всю капитуляцию фашистского рейха. Его рассказам не было конца, а ненасытная Оля все расспрашивала и расспрашивала, хоть не пропустила ни одной статьи Максима в газете.