Дунай - [27]

Трен чувствует себя «загнанным зверем», причем, хотя он был способен подняться над мелочными личными соображениями, он оказался злопамятен не только по отношению к преследующим его врагам. Не завистливые и злонамеренные люди, а сама жизнь обращается с ним несправедливо и низко, вся жизнь — сплошное злоупотребление. Трен бесстрастно отмечает факты, подтверждающие коварную мелочность людей и событий, козни инспектора Руп-Ройтлингена и зловредность грозы, разрушившей центральной неф и завалившей помещение собора штукатуркой; он рассказывает о том, что ему назначено жалованье, не предусматривающее пенсии, о мучающих его приступах нервной лихорадки, об одиннадцати падениях с лошади (в которых он обвиняет жалкую клячу, впрочем, позволить себе другого коня он не мог) и о смерти четырех сыновей, о повторяющихся несчастных случаях, когда он падал со строительных лесов и оказывался в Дунае, об опасности напороться на что- нибудь под водой и о том, с каким трудом его вытаскивали на берег с помощью жерди. Для Трена трагедии и мелкие неприятности — явления одного порядка, ведь истинная трагедия жизни в том, что вся жизнь не более чем одна большая неприятность.

В миттель-европейской литературе похожий образ изводящего себя человека существует и в большем масштабе; герой одерживает победу над глупостью и несправедливостью жизни благодаря тому, что упорно ведет перечень собственных несчастий. Трен — младший брат Грильпарцера и Кафки, один из летописцев собственных поражений. В кадастре этих поражений жизнь проявляет всю свою мелочность и недоброту; тот, кто терпит поражения и отмечает их, может размахивать перед лицом жизни протоколом ее наглых выходок и таким образом стать ее хозяином, взглянуть на нее сверху вниз, словно директор школы, вручающий табель последнему ученику класса.

Трен с гордостью рассказывает об оскорблениях, нанесенных представителями власти и частными лицами, начальством и соседями по дому, видя в презрении, которое выказывают ему другие, доказательство собственного достоинства; недотепство Трена оправдывает глумление над ним, полная неприспособленность к жизни воспринимается как признак твердости характера. В статье, написанной по случаю столетия со дня рождения Трена, профессор Диферлен вспоминает, как длинноволосый бородач Трен занимался реставрацией собора — разрушенного, заросшего сорняками, населенного летучими мышами и филинами, свившими гнезда среди готических украшений; через разбитые стекла в собор проникали ветер и холод, звучавшую с кафедры проповедь заглушало чириканье воробьев. Наверняка Трену нравились царившие в соборе мерзость и запустение; он с удовольствием отмечает, что статуя воробья (символа Ульма) разбилась, не в силах сопротивляться «всеобщей бренности», и прибавляет, что новый глиняный воробей, убранный на склад (пока власти не договорятся, устанавливать его на место прежнего воробья или нет), терпеливо ожидает окончания распри, покрываясь трещинами и незаметно разрушаясь — к счастью, медленнее, чем разрушаются и погибают спорящие о нем советники.

Архивариус оскорблений с удовольствием замечает, что жизнь, которая и его сотрет с лица земли, мало- помалу все портит, но больше всего его увлекают оскорбления. Всеобщность смерти исправляет всеобщность глупости и недоброты. Впрочем, всякая книга, обращенная против жизни, как говорил Томас Манн, соблазняет тебя прожить ее; за упрямым отказом, который Трен противопоставляет злорадству предметов и событий, скрыта стыдливая любовь к действительности, к рекам и улицам, которые он упорно стремился точно измерить. Возможно, преданный друг жизни — не претендент на ее руку, ухаживающий за ней с сентиментальным подхалимством, а несчастный отвергнутый влюбленный, которому кажется, будто она его выставила за дверь, говоря словами Трена, словно ненужную старую мебель.

12. Грильпарцер и Наполеон

Неподалеку от Эльхингенского аббатства, в нескольких километрах от Ульма, 19 октября 1805 года состоялась «Ульмская капитуляция»: здесь сдался Наполеону австрийский генерал Мак, «несчастный Мак», о котором писал Толстой в «Войне и мире». Памятная табличка рассказывает о павших, сражавшихся на стороне Наполеона, — французских солдатах и солдатах различных немецких государств, состоявших в союзе с императором: «À la mémoire des soldats de la Grande Armée de 1805 Bavaois, Wurtembergeois, Badois et Français»[24]. Пейзаж, окутанные туманом леса у реки, напоминает батальную гравюру; до сих пор можно разглядеть место, в котором маршал Ней сломил оборону австрийцев.

Этот отрезок Дуная был театром великих сражений, например битвы при Хехштадте (или при Блиндгейме), в которой во время войны за испанское наследство герцог Евгений и лорд Мальборо в 1704 году разгромили французскую армию «короля-солнца». Впрочем, разворачивавшиеся вблизи Дуная сражения происходили в старой Европе, до революций и до наступления Нового времени, череда побед и поражений разных сил помогла сохранять равновесие между абсолютными монархиями до 1789 года. Дунайская империя идеально воплощает этот традиционный мир, а Наполеон, победивший при Ульме австрийцев и вошедший в Вену, воплощает Новое время, шедшее по пятам, теснившее старый габсбургско-дунайский порядок и настигшее его в 1918 году.