Думы - [17]

Тогда не ад, блаженство рая

И вечность дивная тебя, Владимир, ждут,

Где сонмы ангелов, порхая,

Пред троном вышнего твой подвиг воспоют!"

"Крести ж, крести меня, о дивный!" -

В восторге пламенном воскликнул мудрый князь…

Наутро звук трубы призывный -

80 И рать Владимира к Херсону понеслась…

На новый подвиг, с новым жаром

Летят дружинами с вождем богатыри,

Зарделись небеса пожаром,

Трепещет Греция и гордые цари!..

Так в князе огнь души надменной,

Остаток мрачного язычества горел:

С рукой царевны несравненной

Он веру самую завоевать летел…

1822 или 1823

2. Яков Долгорукий

Корабль летел как на крылах,

Шумя уныло парусами,

И, зарывался в волнах,

Клубил их и вздымал буграми.

Седая пена за кормой

Рекой клубящейся бежала

И шум однообразный свой

С ревущей бурею сливала.

На шканцах шумною толпой

10 Стояли с пленниками шведы, -

Они летели в край родной

С отрадной вестию победы.

Главу склонив, с тоской в очах

И на крест опустивши руки,

На верхней палубе, в мечтах,

Сидел отважный Долгорукий.

Об чем ты думаешь, герой?

Об чем в унынии мечтаешь?

Знать, мыслишь о стране родной

20 И плен постыдный проклинаешь.

Он говорил: "Родной земли

Уже не зреть страдальцу боле;

Умру, как изгнанник вдали,

Умру с бесславием в неволе.

В печальном плене дни влача

В своей темнице безотрадной,

Я буду таять, как свеча,

Как пред иконой огнь лампадный;

В печальном плене дни влача,

30 Вотще пылаю славой дедов;

Увы! не притупить меча

Тебе об кости грозных шведов.

Уж для меня, как битвы знак,

Не загремят в полках литавры,

И не украсят мой шишак

Неувядаемые лавры.

Не буду я, служа Добру,

Творить вельможам укоризны

И правду говорить Петру

40 Для благоденствия Отчизны.

Ах! лучше смерть в седых валах,

Чем жизнь без славы и свободы;

Не русскому стенать в цепях

И изнывать без цели годы".

Так пел герой. Меж тем вдали

Уже сияли храмов шпицы,

Чернелись берега земли

И стаями неслися птицы.

Вот видны башни на скалах:

50 То Готенбург на бреге диком -

И шведы с пламенем в очах

Приветствуют отчизну криком!

Подняв благочестивый взор

И к небу простирая длани,

В слезах благодарит пастор

И бога вод и бога брани.

Вокруг него толпы врагов,

Молясь, упали на колена…

Бушует ветр меж парусов,

60 Корабль летит, клубится пена.

Катятся слезы из очей

И груди шведов орошают;

Они отцов, сестер, детей

Уже в мечтаньях обнимают…

Вдруг Долгорукий загремел:

"За мной! Расторгнем плен постыдный!

Пусть слава будет нам удел

Иль смертию умрем завидной".

Лилася кровь, сверкал булат,

70 Пал неприятель изумленный,

И завоеванный фрегат

Помчался в Ревель покоренный.

1823

3. Царевич Алексей Петрович в Рожествене {1}

Страшно воет лес дремучий,

Ветр в ущелиях свистит,

И украдкой из-за тучи

Месяц в Оредеж глядит.

Там разбросаны жилища

Угнетенной нищеты,

Здесь стоят средь красоты

Деревенского кладбища

Деревянные кресты.

10 Между гор, как под навесом,

Волны светлые бегут

И вослед себе ведут

Берега, поросши лесом.

*

Кто ж сидит на черном пне

И, вокруг глядя со страхом,

В полуночной тишине

Тихо шепчется с монахом:

"Я готов, отец святой,

Но ведь царь - родитель мой…"

20 - "Не лжеумствуй своенравно!

(Слышен голос старика.)

Гибель церкви православной

Вижу я издалека…

Видишь сам, - уж все презренно:

Предков нравы и права,

И обычай их священный,

И родимая Москва!

Ждет спасенья наша вера

От тебя, младый герой;

30 Иль не зришь себе примера:

Мать твоя перед тобой.

Все царица в жертву богу

Равнодушно принесла

И блестящему чертогу

Мрачну келью предпочла.

В рай иль в ад тебе дорога…

Сын мой! слушай чернеца:

Иль отца забудь для бога,

Или бога для отца!"

40 Смолк монах. Царевич юный

С пня поднялся, говоря:

"Так и быть! Сберу перуны

На отца и на царя!.."

4. Видение Анны Ивановны

Презренного злодея меч

Сверкнул над выей патриота;

Сверкнул - глава упала с плеч

И покатилась с эшафота.

И страх и тайную тоску

Льстецы в душе презренной кроя,

Чтоб угодить временщику,

Торжествовали смерть героя.

Одна царица лишь была

10 Омрачена печальной думой;

Как будто камень, залегла

Тоска в душе ее угрюмой!

С тех пор от ней веселье прочь,

И стала сна она чуждаться:

Ее очам и день и ночь

Какой-то призрак стал являться.

Однажды пир шумел в дворце,

Гремела музыка на хорах;

У всех веселье на лице

20 И упоение во взорах.

В душе своей утомлена,

Бледна, печальна и угрюма,

Царица в тронную одна

Ушла украдкою от шума.

Увы! и радость не могла

Ее порадовать улыбкой

И мрачность бледного чела

Развеселить, хотя ошибкой.

"О, где найду душе покой?" -

30 Она в раздумьи возопила

И, опершись на трон рукой,

Главу печально преклонила.

И в шуме пиршеств и в глуши

Меня раскаянье терзает;

Оно из глубины души

Волынского напоминает!.."

- "Он здесь!" - внезапно зазвучал

По сводам тронной страшный голос.

В царице трепет пробежал

40 И дыбом приподнялся волос!..

Она взглянула - перед ней

Глава Волынского лежала

И на нее из-под бровей

С укором очи устремляла.

Лик смертной бледностью покрыт,

Уста раскрытые трепещут;

Как огнь болотный в ночь горит,

Так очи в ней неясно блещут.

Кругом главы во тьме ночной

50 Какой-то чудный свет сияет,

И каплющая кровь порой

Помост чертога обагряет.

Рисует каждая черта

Страдальца славного отчизны;

Вдруг посинелые уста

Залепетали укоризны:

"Что медлишь ты?.. Давно я жду

Тебя к творцу на суд священный,

Там каждый восприемлет мзду,