Думаю, как все закончить - [30]

Я начинаю разворачивать лист. Она поднимает руку:

– Нет-нет. Не разворачивайте его здесь! Вы еще не готовы!

– Что, простите?

– Это сюрприз. Для вас. Развернете, когда приедете.

– Когда приеду – куда?

Вместо ответа, она снова улыбается. Потом говорит:

– Это рисунок.

– Спасибо. Ваш?

– Мы с Джейком, бывало, часто вместе рисовали, когда он был младше; иногда рисовали часами. Он любил рисовать.

Интересно… они рисовали в сыром подвале?

– У нас есть студия. Там тихо. Она была нашей любимой комнатой в доме.

– Была?

– И есть. Была… Ну, не знаю, спросите лучше Джейка.

Глаза у нее наполняются слезами; я боюсь, что она вот-вот расплачется.

– Спасибо за подарок, – говорю я. – Как мило с вашей стороны. Нам обоим он очень понравится, не сомневаюсь. Спасибо.

– Это для вас. Только для вас. Это портрет, – говорит она. – Портрет Джейка.

* * *

Мы так толком и не поговорили о вечере. Мы не обсуждали его родителей. Я думала, мы сразу начнем говорить о них, как только снова окажемся в машине – вспомним все, что произошло. Я хочу спросить его о матери, о подвале, рассказать о разговоре с отцом в комнате наверху, о том, как его мать меня обняла, о ее подарке. Мне столько хочется у него спросить. Но вот мы уже довольно давно в машине. Сколько прошло времени? Я точно не знаю. И я понемногу выпускаю пар. Начинаю оттаивать. Может, просто подождать и поговорить обо всем завтра, когда у меня будет больше сил?

Я рада, что мы не остались ночевать. Вздыхаю с облегчением. Неужели нам с Джейком пришлось бы тесниться на его узкой, крошечной кровати? Не могу сказать, что его родители мне не понравились. Просто все было странно, я устала и сегодня хочу спать в своей постели. Я хочу остаться одна.

Мне трудно представить, как бы я утром вела светскую беседу с его родителями. Слишком много пришлось бы терпеть. Кроме того, в доме было холодно и темно. Сначала, когда мы только вошли, мне показалось, что там тепло, но, чем дольше мы там находились, тем больше я замечала сквозняки. Вряд ли бы я там выспалась.

– Слезы обтекаемые, – говорит Джейк. – Все машины должны быть в форме слез.

– Что? – Его слова кажутся особенно неожиданными на фоне мыслей, воспоминаний о сегодняшнем вечере, обо всем, что случилось. Джейк почти все время молчал, я так и не знаю почему. В присутствии родителей все начинают дергаться, а я увидела их в первый раз. И все-таки… Он определенно был слишком молчаливым, как будто находился где-то в другом месте.

Мне нужно поспать. Две или три ночи долгого, непрерывного сна. Тогда я восстановлюсь. Никаких трудных мыслей, никаких дурных снов, никаких телефонных звонков. Никто не должен меня отвлекать. Никаких кошмаров. Последние несколько недель плохо сплю. А может, и дольше.

– Смешно видеть, что некоторые машины по-прежнему создаются и рекламируются как экономичные. Смотри, какая квадратная вон та! – Он показывает в мое окошко, и я поворачиваю голову, хотя в темноте трудно что-либо рассмотреть.

– Я не против уникальности, – говорю я. – Даже против тех вещей, которые слишком уникальны, я не возражаю. Мне нравится все, что выделяется из общей массы.

– По определению ничто не может быть слишком уникальным. Вещь либо уникальна, либо нет.

– Да-да, знаю. – Я слишком устала для таких разговоров.

– А машины и не должны быть уникальными. Владелец той машины, наверное, жалуется на глобальное потепление и перемены климата, и все же ему хочется «уникальную» машину.

Каждая машина должна быть в форме слезы. Вот что покажет, что люди серьезно думают об экономичности двигателей, об оптимальном расходе топлива.

Джейк начинает типичную для него тираду. Экономичность двигателя не волновала меня даже в лучшие времена, не волнует и сейчас. Я хочу другого – обсудить, что произошло в доме его родителей, и попасть домой, где мне удастся поспать.

– Кто была та девушка на фото у тебя на полке?

– Какое фото? Какая девушка?

– Светловолосая девушка; она стоит в поле или на краю поля. Фото в твоей комнате.

– Наверное, Стеф. Почему ты спрашиваешь?

– Мне просто любопытно. Она хорошенькая.

– Она привлекательная. Никогда не считал ее красавицей…

Она очень хорошенькая.

– Ты с ней встречался, или она просто подруга?

– Была подругой. Какое-то время мы встречались. Несколько месяцев после окончания школы.

– Она тоже увлекалась биохимией?

– Нет, музыкой. Она была музыкантшей.

– На чем она играет?

– На целом ряде инструментов. Преподавала. Она первая познакомила меня кое с какими старыми вещами. Классика, кантри, Долли Партой и все такое. Песни, которые можно слушать.

– Ты продолжаешь с ней встречаться?

– Нет. У нас ничего не получилось.

Он смотрит не на меня, а вперед, на дорогу. Он грызет ноготь на большом пальце. Будь у нас другие отношения и случись это в другое время, может, я и пристала бы к нему с расспросами. Донимала его. Настаивала. Но я понимаю, к чему все клонится, поэтому нет смысла начинать.

– А кто тот тип на заднем плане?

– Что?

– На заднем плане, за ней, на земле лежал какой-то парень. Он смотрел на нее. И это был не ты.

– Не знаю. Надо будет взглянуть на тот снимок.

– Ты должен помнить снимок, о котором я говорю.