Думай медленно — предсказывай точно. Искусство и наука предвидеть опасность - [79]

Еще более удивительно то, как суперкоманды обыгрывают рынки прогнозов.

Большинство экономистов скажут, что рынки — самые эффективные механизмы для сбора разбросанной информации и дистилляции ее в единое суждение. Рынки делают это с игрой на бирже. Если я думаю, что какие-то акции выгодно приобрести за определенную цену, я могу предложить купить ваши. Если вы согласны с моим суждением, то откажетесь мне их продавать. Если думаете, что я ошибаюсь, вы их продадите. Конечно, в реальности торговля на бирже происходит по другим причинам: у нас с вами могут быть разные финансовые нужды, направляющие нас в разные стороны, — но в общем и целом рынки побуждают людей постоянно предугадывать мнения друг друга. Объединение всех этих суждений — и информации, на которых они основаны, — выражается в цене. Если многие люди согласны со мной в том, что акции стоят больше цены, за которую их продают, они попытаются их купить. Повышение спроса толкает цену вверх. Таким образом, все индивидуальные суждения покупателей и вся информация, послужившая основой этих суждений, «включены» в цену.

Вышеизложенное ни в коем случае не означает, что рынки идеальны или что они идеально объединяют информацию и ни один смертный не должен пытаться по глупости их превзойти. Это сильная версия того, что экономисты называют гипотезой эффективного рынка (EMH), и ее сложно соотнести с тем, что мы знаем из психологии и опыта. Рынки делают ошибки. Иногда они коллективно сходят с ума. Но даже если рынки намного менее эффективны, чем предполагают рьяные защитники EMH, все равно их очень сложно постоянно обходить, и именно поэтому лишь немногие могут справедливо утверждать, что им это удалось.

Рынки прогнозов — просто рынки, которые торгуют предсказаниями, то есть на них покупают и продают контракты на конкретные исходы событий, как, например, «Хиллари Клинтон в 2016 году будет избрана президентом». Когда выборы-2016 будут проведены, по контракту производятся расчеты. Если Клинтон проиграет, по контракту не уплачивается ничего. Если выиграет — уплачивается 1$. Если контракт в данный момент продается по 40 центов, а я думаю, что у Клинтон есть 60 или 70 % шансов на победу, мне следует покупать. Если многие торговцы со мной согласны, спрос на контракт будет высоким и цена станет расти — пока не достигнет уровня, на котором другие торговцы не сочтут ее адекватной, и покупка постепенно пойдет на спад. При агрегации всех этих суждений цена на контракт должна, в теории, близко следовать реальной вероятности победы Хиллари Клинтон.

У рынков прогнозов, как и у, например, знаменитых рынков электроники Айовы, впечатляющие послужные списки. К тому же за ними стоит теория, поддерживаемая батальоном нобелевских лауреатов. Так кто же выиграет в сражении суперкоманд и рынков прогнозов? Большинство экономистов сказали бы, что тут вообще не может идти речи о соревновании. Рынки прогнозов просто-напросто вытрут суперкомандами пол.

Мы проверили это предположение, случайным образом поместив обычных прогнозистов в одно из трех экспериментальных условий. Одна группа работала поодиночке, другая — в команде, а представители третьей были торговцами на рынках прогнозов, управляемых такими компаниями, как Inkling и Lumenogic. Конечно, после первого года, когда ценность команд была продемонстрирована убедительно, никто не ожидал, что прогнозисты станут работать в одиночку, чтобы на одном уровне соревноваться с командами и рынками прогнозов, так что мы объединили все их прогнозы и посчитали невзвешенное среднее значение, чтобы определить мудрость толпы. И, конечно, у нас был еще один участник соревнования: суперкоманды.

Результаты каждый год получались совершенно определенными. Команды обычных прогнозистов обыгрывали мудрость толпы примерно на 10 %. Рынки прогнозов обыгрывали команды обычных прогнозистов на 20 %. А суперкоманды обыгрывали рынки прогнозов на 15–30 %.

Я уже слышу протесты коллег по финансовой сфере: мол, единственная причина, по которой суперкоманды обыгрывали рынки прогнозов, заключалась в том, что нашим рынкам не хватало ликвидности — на кону не стояли настоящие деньги, и не было критической массы торговцев. Возможно, они правы. Это идея, которую можно и стоит протестировать. Также важно понимать, что, хотя суперкоманды обыгрывают рынки прогнозирования, последние очень неплохи в предсказании глобальных политических событий.

Как же суперкомандам удалось добиться такого результата? Они избегали экстремальных проявлений группового мышления и интернет-конфликтов. А также выработали мини-культуру, которая поощряла людей уважительно дискутировать друг с другом, признавать свое незнание по каким-то вопросам и просить о помощи. В ключевых вопросах суперкоманды приблизились к лучшим хирургическим бригадам, выделенным гарвардским ученым Эми Эдмондсон, — когда медсестра не колеблется, сказать или не сказать хирургу, что он забыл за поджелудочной железой ватный тампон, а говорит сразу, потому что уверена в своей «психологической безопасности», даже если поправит вышестоящих. У лучших бригад Эдмондсон была общая цель. То же самое касалось и суперкоманд. Один из признаков — языковой: они говорили «наш» чаще, чем «мой».