Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа - [25]

- Если голодный, можешь сам себе на кухне сделать чай и бутерброды. Нож в верхнем выдвижном ящике, посуда на полке над мойкой. Пульт от телевизора вот, - указала рукой на консоль между книжными стеллажами. - Будешь смотреть, не включай звук громко, хорошо? Я в ванную и спать.

*В квартире Дульсинея развила бурную деятельность. А Ваня словно в ступор впал. Только пакет с продуктами на кухню отнес. А потом - она разбирала диван, а он, вместо того, чтобы помочь, стоял и пялился на то, как тонкая серая ткань облекла ее... ну, это... бедра. Слова же «попа» нет - так ему в детстве объясняли. Попа есть, а слова нет.Ему вручили стопку постельного белья, увенчанную розовым полотенцем. И инструкцию о том, что можно, и что нельзя. После чего царица удалилась в ванную.

Иван бросил белье на разобранный диван. Вот так вот, да? Стремительным кавалерийским наскоком? И не будет совместного вечернего чаепития и разговора на ночь по душам? Про торты, саженцы и испанскую литературу?Из-за двери ванной доносился шум включенной воды. А Иван принялся бродить по комнате - чтобы не думать о том, что происходит сейчас там, под душем.

Комната, в которой Тобольцеву предстояло провести ночь, была выдержана в голубых тонах. Спасибо, как говорится, что не в красных.

Видимо, гостиная. Все до мельчайших деталей продумано, функционально и стильно. Видна рука хорошего дизайнера - поболтавшись по куче разных квартир, это Иван мог определить точно. Диван, неизбежный стеклянный столик для «попить чаю», пуфик. Мягкий бежевый ковер под ногами. Фикус в углу. Или не фикус - для Тобольцева все домашние растения назывались «фикус».

Он прошел к книжным стеллажам. Ух, сколько их. Нет, поменьше, конечно, чем дома у Ивана, где книгами было заставлено ВСЕ. Но в современных дизайнерских квартирах много книг увидишь нечасто. И их выбирают по цвету корешка и картинке на обложке.

Иван скользнул взглядом по книжным переплетам. Пушкин, «Евгений Онегин». Ну да, наше все. Шекспир. Не наше, но тоже все. Чехов. Теккерей. Кто такой? Имя смутно знакомое, но ноль ассоциаций. Потрепанная, с потертыми уголками, явно читаная не один раз книга. Что это? «Баллады о Робин Гуде». Ну да, почти рыцарь из леса, куда же без него.

Как говорится, скажи мне, что у тебя на книжной полке, и я скажу тебе кто ты. Иван перевел взгляд на кабинет за балконным стеклом. Да и без книг все ясно.

Стукнула дверь ванной комнаты, послышались легкие влажные шаги.

- Ванная свободна. Спокойно ночи, Иван.

Какие церемонии. Тобольцев отвесил невидимой Дуне официальный поклон и взял с дивана оставленное ему розовое полотенце. Да и шут с ним, с цветом. Зато на ощупь мягкое и пушистое.

В ванной было не повернуться. И сама ванна крошечная, и все заставлено всякими разными баночками. И пахнет после Дуни чем-то сладким. Сам воздух тут теплый, влажный и сладкий. Иван поежился и потянул вверх толстовку. Чтобы не видеть стоящие в стаканчике две зубные щетки и бритву на полочке. Не для придания гладкости женским ножкам, стопудово. Мужской станок. Единственный, слава Богу, мужской след в этой целиком и полностью женской цитадели чистоты и красоты.

Вытирался после душа Иван, не глядя в зеркало. Собственная заросшая физиономия стала вдруг неимоверно раздражать. Неровен час, покусится на Илюшин бритвенный станок. Руки так и чешутся. Или взять на балконе со стола маркер - должен он там быть у Дульсинеи обязательно - и написать на нижней поверхности стульчака «Здесь был Ваня». Привет Илюше, угу. Дуня вряд ли обнаружит первая.Что за детский сад, Тобольцев? И что за свинство, в конце концов? Нельзя так платить за гостеприимство.

Из ванной он вышел, обернутый лишь в пушистое розовое полотенце. Тишина в квартире. Освещение включено только в гостиной. Из-под дверей спальни не пробивалось даже намека на свет. Спишь, Дульсинея. Ну, спи.

Иван бросил взгляд в сторону темной кухни. На ночь жрать вредно, так говорят. Но в животе урчало. Свет из холодильника выхватил из темноты мужские ноги из-под розового полотенца. Молоко Тобольцев отхлебнул прямо из бутылки. Ему всю жизнь это категорически запрещали делать. «Ваня, воспитанные люди пьют из кружки!». Он ополовинил бутылку и пристроил ее обратно в холодильник. В животе теперь было не пусто, но леденило. Ничего. Зато завтра утром будет полноценный и горячий завтрак. Будет же, Дульсинея?

От наволочки пахло приятно. Почти как дома. И совсем не так, как пахло от чужих простыней в чужих квартирах. И сама простынь - гладкая, на ней приятно лежать. Или... не только лежать. Интересно, на этой простыне Дуня со своим Илюшей тоже не только спали? Да наверняка. И все-таки любопытно, почему они живут врозь? Когда такое показное «целую-скучаю-мимимими»? А, провалитесь вы оба! Со своими общими простынями, зубными щетками и бритвенными станками. Будто есть Ивану до этого хоть какое-то дело. Тобольцев сердито взбил кулаком подушку, словно наказывая ее за что-то. И - наверное, это помогло. Через минуту уже спал. Без сновидений.Проснулся он рано и сам. Неудивительно, в целом. Во сколько он вчера спать лег? Часов в десять? Тобольцев не смог вспомнить, когда в последний раз ложился в такую рань. Иван был типичным «совой». Но сейчас «сова» проснулась ни свет, ни заря. Запястье к глазам. Восемь утра. Неслыханное дело. Иван потянулся и констатировал удивительный факт: он выспался. И жрать хочет смертельно. Но это-то как раз неудивительно.