Духовные учителя сокровенной Руси - [87]
В январе 1768 г. Ковылин принял федосеевское крещение в Хапиловском пруду и получил при крещении имя Василий. Вместе с ним принял крещение еще один московский купец – Федор Зенков, также владевший около Преображенского усадьбой и заводами. Не бросив занятия торговыми делами, Ковылин много времени теперь начал уделять нуждам общины и благотворительной деятельности. Община собиралась сначала у Зенкова, который устроил в своем доме общественную моленную, а затем у Ковылина.
Наступил роковой для жителей Москвы 1771 год. В городе и его окрестностях внезапно разразилась эпидемия чумы – «моровой язвы». Ежедневно умирали сотни людей. Подвоз продуктов прекратился, наступил голод. Среди всеобщей паники московский губернатор до того растерялся, что запросил правительство о помощи. Городские власти были не в силах не только бороться с болезнью, но даже убирать умерших, а тем более лечить больных. Москвичи, боясь заразиться, бросали свои дома и имущество и разбегались, кто куда мог. Необходимо было устроить вокруг Москвы карантины, чтобы эпидемия не распространилась на всю Россию…
Здесь пришли на помощь московские купцы-старообрядцы, всегда отличавшиеся своей благотворительностью. Они предложили устроить карантины на свои средства. Власти, прежде гнавшие староверов и не упускавшие случая содрать с них «три шкуры» (кроме пресловутого «двойного» налога, староверам часто приходилось платить чиновникам огромные взятки), теперь охотно приняли предложение, хватаясь за него, как утопающий за соломинку.
Вместе с другими старообрядцами федосеевского согласия предложил свою помощь и Илья Алексеевич Ковылин. Он явился к московскому генерал-губернатору и испросил разрешения на устройство карантина в Преображенском на Земляном валу «на свой кошт». Разрешение было дано, а с просителей взяли такую расписку: «Мы, нижеподписавшиеся, в означенном от нас против Преображенского в земляном валу месте для содержания больных, больницу построим с тем, чтобы как для караула и смотрения за больными, так равно и вывозу в оную заболевших из домов людей надежных определить довольное число и тех больных и помянутых определенных платьем, обувью и довольно пищею содержать будем и сами, а если исполнять не будем, то подвергаем себя, чем по законам будем достойны, в чем и подписуемся».
Получив разрешение на постройку карантина и больницы, Ковылин и Зенков наняли у крестьян села Черкизова землю, через которую проходила дорога из Москвы во Владимир, поставили на ней заставу и стали задерживать всех, кто хотел выйти из Москвы. Для приема больных сначала были временно разбиты палатки, а с наступлением холодов на их месте появились первые постройки: общежитие, трапезная, сиротский дом, моленная, дома частных владельцев, которые пожелали после своего выздоровления остаться в федосеевской общине. На расположенном неподалеку Хапиловском пруду (впоследствии засыпанном властями) была устроена крестильня, где по древлеправославному чину совершались крещения в федосеевское согласие. Многие больные, принимавшие крещение, исцелялись – этого не могли отрицать даже синодальные миссионеры и официальные историки «раскола». Рядом было устроено кладбище для погребения умерших от чумы. Практически все московские федосеевцы самоотверженно, не боясь заразы, ухаживали за больными чумой. Больные здесь получали хорошую пищу и уход. Умирающих напутствовали исповедью. Мертвых отпевали и хоронили с честью на кладбище…
А в Москве в это время творилось нечто невообразимое: люди умирали от голода и чумы без ухода и присмотра. Пьяные фурманы в дегтярных рубашках ездили по улицам города, особыми железными крюками собирали мертвых и на омерзительных телегах свозили на кладбище. Здесь покойников сваливали, словно скот, в общую яму и даже не удостаивали какого-либо церковного отпевания…
Известие о федосеевской богадельне достаточно быстро разлетелось по всей Москве. Народ повалил толпами в Преображенское, причем приходили не только те, кто желал покинуть Москву. Сюда приходили в поисках спасения от голода и мора или желавшие хотя бы умереть и быть похороненными по-христиански. Обитель постепенно расширялась, и Илья Ковылин начал проповедовать, что мор послан Богом в наказание за отступление русских людей от древлеправославия. Эта проповедь оказалась более действенной, чем все увещевания «просвещенных» синодальных архиереев, пытавшихся запретить в Москве поклонение чудотворным иконам, якобы способствующим распространению чумной заразы. Многие благочестивые москвичи начали переходить в старообрядчество и крестились в Хапиловском пруду. Община стремительно росла, и уже стало не хватать помещений. Так, если до основания Преображенского кладбища федосеевцев в Москве было всего около 20 домов, то к 1825 г. их численность за счет присоединения местных жителей достигла 12 тысяч прихожан и 2 тысяч призреваемых. Однако рос и капитал Преображенского кладбища: многие, умирая, оставляли все свое имущество общине – на помин души. Вскоре в кассе кладбища накопилось более 200 000 рублей, что было по тем временам суммой весьма значительной.
