Духова гора - [39]

Я чувствовала этот запах, он отличался от тех, что чуяла прежде, когда охотилась на поляне в своём забвении. К запаху кроличьего меха примешивались нотки боли и страха, он чуть горчил в носу. Смрад рассказал моему зверю о длинноухом больше, чем увидели бы мои глаза. Небольшой серый холмик возле припорошённого снегом холма почти не выделялся на местности уже укрытый тысячами снежинок. Кролик умирал, болезнь изъела его кости, распространяясь уже на внутренние органы. Он не мог прыгать и уползти от охотника тоже не смог бы. Волна сочувствия к крохотному пушистому зверьку затопила сердце и скользнула слезой из глаз.

"Мира! — окрикнул Айкар. — Твоя жалость кролику не поможет, а сострадание лишь продлит агонию. Доверься зверю, отпусти его."

Неожиданные отзвуки сочувствия в мужском голосе, что звучал в моей голове, добавили ещё несколько черт к портрету волкодлака. Он ведь до сих пор мучается из-за того, что выбрал жизнь, что ради этого убивает таких, как распластанный возле холма и едва дышащий комок шерсти.

Я не могу на это смотреть. Отпустив рысь, я забилась в самый дальний уголок подсознания, закрывшись от окружающего мира. Если бы могла ещё зажать уши ладонями и закрыть глаза!

Вернувшись к убежищу в переплетении корней, я обессилено упала на разрытую землю, уткнувшись в снег, пытаясь отчистить лапами морду и избавиться от тлетворного привкуса.

"Ты привыкнешь", — тёплый влажный язык лизнул мой лоб.

Айкар устроился рядом, прижавшись своим мохнатым боком и опустив свою голову мне на спину. Наверное, оставь он этой ночью меня одну, я бы бежала без оглядки туда где люди и дед Михась весь пропах сушёными травами и настойками, так напоминающими запах мужа. Я провалилась в сон без сновидений, хоть в эту ночь меня не донимали родные образы и тоска по ним.

Утром я обнаружила себя в глубине норы среди притащенной откуда-то соломы. Кажется, кто-то ночью не спал и обустроил мне жильё с тонким намёком, что я отсюда никуда не денусь. Волкодлак расположился у входа носом вглубь моего убежища и молча меня разглядывал. Подавив вдох, я скользнула взглядом по передним лапам и замерла — серебряный ободок ещё недавно сидевший на пальце, как влитой, пропал! Обронила! Где-то среди веток и снежных наносов, или когда пёс тащил меня в зубах, я умудрилась потерять связующую с мужем ниточку!

"Кольца сами не падают, — уловив мои всполошённые мысли, Айкар пробрался внутрь и снова лизнул в лоб. — Значит, не судьба."

Загнав охватившие меня чувства в самую глубину, на время утренней охоты я повторила вчерашний трюк, стараясь отрешиться от происходящего, на что волкодлак лишь покачал головой, но никак не прокомментировал, после чего скрылся в лесу, а я вернулась на поляну. Он сам к этому не привык, а требует от меня!

Сытый и довольный зверь мурчал в глубине подсознания, предпочитая не вникать в приступ моего самоедства. Сделав глубокий вдох, я уселась возле изваяния и попыталась почувствовать запах серебра, из которого было сделано кольцо, терпкий и резкий с металлическим привкусом, но не смогла его обнаружить. Значит, всё же там возле холма. Прикрыв глаза, я пыталась почувствовать ту дорогу, которой тащил меня Айкар.

Заинтересовавшись, зверь выбрался из своего укрытия и с любопытством наблюдал за моими действиями. По его безмолвной подсказке я медленно пошла влево, оставляя убежище позади. Уже едва ощутимый запах волкодлака и оставленные им редкие пучки шерсти там, где он тёрся о древесину, проходя мимо деревьев, вели в самую чащу. Я прошла всю дорогу от поляны до холма и обратно, но даже намёка на нужный мне запах не ощутила.

Вернулась к убежищу уже ночью, обнаружив на поляне ожидающего меня вожака нечисти.

Всю зиму с её буранами и воющими метелями он неизменно приходил на обжитую мною поляну. Временами помогая мне раскопать моё укрытие, иначе я рисковала быть погребённой в своём неудачном выборе места обитания. Возможно, стоило выбрать менее заветренное место? Но возвращаясь каждую ночь в старую барсучью нору, которую уже считала домом, я падала от усталости и искать что-то новое была не в состоянии.

Привыкнуть к звериному рациону я так и не смогла, но во всём остальном мы научились ладить. Выслеживать добычу, чувствовать слабых, понимать язык природы удавалось лучше всего. Доказать же своё главенство, наоборот, получалось из лап вон плохо. Стая, в которую временами приводил меня Айкар, терпела рысь, но не признавала хоть мало-мальски достойной внимания и поменять эту ситуацию оказалось невозможным. Они по-прежнему видели во мне то безвольное напуганное создание, в которое вгрызались их клыки и впивались когти.

Первые тёплые лучи и аромат набухающих почек застали меня за очередным уроком от мохнатого наставника. Вдохнув полной грудью запах просыпающегося леса, я попрощалась с другом и потрусила к дому, радостно замечая как плавится снежный покров и то здесь, то там чернеют первые лесные проталины.

Боль и тоска стали привычными, саднили где-то в глубине души, но уже не отзывались странными снами. Снов вообще больше не было. Только иногда в последние дни с поветриями мне мерещился смутно знакомый запах, дать которому названия я не могла. Разум имеет хорошее свойство — забывать. Наверное, подчиняясь и подчиняя, сливаясь со зверем в единое целое, я начала забывать о том, что когда-то было дорого и делало мою жизнь цельной.