Духи безвременья - [21]

Одним словом, роль Толи была явно лишней в этой постановке. Богдан со своей свитой был в считанные дни выслан за пределы суверенной России на свою историческую родину, ректор получил приличный срок, за манипуляции с государственным имуществом, а его место занял декан факультета, на котором еще недавно работал доцент. Больше работать ему было не нужно. Во всяком случае, не там. Деньги подели не поровну, но по честному. Большая доля досталась юристу, чуть меньше – Мишке. Толян получил довольно приличную сумму, хотя прямого участие в операции и не принимал. После этого доцент со своими деньгами исчез, и больше Мишка его никогда не видел. А еще через какое-то время Мишка предложил вложить всю выручку в покупку могучего в прошлом, а на тот момент полумертвого, автогиганта. Толян согласился. Все дела по управлению новыми владениями Мишка взял на себя, а Толяну досталась та сфера, с которой он справлялся лучше всего – он возглавил Мишкину Службу безопасности. Именно в первый год своего стремительного взлета с должности сборщика деталей на заводе до руководителя крупнейшей (после госструктур, разумеется) Службы безопасности в стране Анатолий Бортковский сделал себе первую и единственную татуировку на совеем плотном теле. По моде того времени на работу он ходил в турецких пиджаках зеленого или малинового цвета, а в миру появлялся в фирменном спортивном костюме и золотой цепью на шее.

Дела у предприятия шли в гору, во многом благодаря и усилиям, теперь уже, господина Бортковского. Анатолий Ефимович не стеснял себя в средствах, а в кабинете повесил портрет Дзержинского. Сначала он собирался создать что-то на подобие галереи, в которую должны были войти помимо дерзкого поляка еще целый ряд личностей вроде Ежова, Ягоды и Берии, но Мишка ценой невероятных усилий все же его отговорил. Толян побунтовал, но, признавая в Мишке начальника, отступил и ограничился "железным Феликсом".

А потом случилось страшное. Мишку убили.

Историю последних дней жизни лучшего друга Бортковский слушал сидя ранним утром в гостиной Мишкиной дачи. Рассказывал ее парень лет двадцати, которого звали ни то Руслан, ни то Рустам.

Руслан, так на самом деле звали этого персонажа, познакомился с Мишкой на вернисаже. Хозяин автомобильного гиганта был натурой тонкой и коллекционировал живопись. Излюбленным местом его визитов был вернисаж на Крымском Валу, где порой ему попадались дивные полотна, которые он скупал по двойной цене, ибо в душе чувствовал себя меценатом. Мишка бродил среди картин никому неизвестных художников и вспоминал свою безвестность. Ему всегда хотелось писать самому, но боги обделили его этим даром, а потому Мишке оставалось лишь восхищаться чужим творчеством.

Было воскресенье. Дел у Мишки было невпроворот, ног по традиции он припарковался недалеко от Дома художников и направился в сторону картинных рядов. Многих там он уже прекрасно знал – здоровался за руку, называл по именам. Некоторых видел впервые.

Руслан пришел со своими картинами в то воскресенье в первый раз. Довольно долго он морально настраивал себя на этот решительный шаг, все ни как не мог собраться с мыслями, а потом плюнул на все и просто привез кипу своих работ, чтобы выставить их на всеобщее обозрение. Приехал он буквально за полчаса до Мишкиного прихода и к тому моменту, когда бизнесмен подошел к его закутку, он как раз заканчивал расставлять последние произведения. Рисовал Руслан в основном пейзажи, но не был чужд и портретной живописи. В представленной им экспозиции присутствовало несколько полотен, где были изображены его знакомые, а кое-где и незнакомые, что, впрочем, никак не отражалось на технике исполнения.

Мишка прошел все ряды, где с прошлой недели почти ничего не изменилось. Он и не ожидал увидеть ничего нового, так как прекрасно понимал, что великое не терпит суеты. Ну, разве можно за неделю написать что-нибудь стоящее! Здесь же художники собрались, а не никосы сафроновы! Он ходил сюда, скорее, ради атмосферы, которой не мог найти в мире бизнеса. Банально, конечно, но он попал именно в ту ситуацию, которой больше всего боялся: достиг огромных высот, но потерял самое ценное – чувство свободы… Бизнес отнимал так много времени, что на душу не оставалось почти ничего. А душа у Мишки была. И самое ужасное, что сам это он прекрасно понимал. И доставляло ему это столько хлопот, что порой он был готов продать свою душу, даже за дешево, хоть первому встречному. Но в последнее время на жизненном пути ему все больше встречались люди, которым Мишкина душа была не нужна даже даром, так как и своей то у них не было. Все это Мишку расстраивало, да иногда так, что хоть волком вой. Вот и тянуло его к простым людям, безо всяких там машин, заводов и заоблачных счетов. Просто к людям, с которыми можно было поговорить.

– Привет, Михаил! – слышалось то там, то тут.

– Привет! – разлеталось в ответ.

И Мишка был счастлив. Счастлив как ребенок, получивший на Новый год желанную игрушку. И ничего Мишке больше было не нужно в этой жизни – только бы наступали эти воскресенья!

Он было уже собирался разворачиваться, чтобы идти назад, как неожиданно его взгляд наткнулся на юношу, пристраивающего в тесном уголке, выделенном ему с барского плеча завсегдатых, довольно интересную картину. Но Мишкин взгляд, скользнув по произведению искусства, остановился на молодом человеке. И тут надо сделать небольшую ремарку. Дело в том, что случай в военкомате, когда Мишкины губы впервые коснулись губ лучшего друга, полностью переменили его сознание.