Дух Меркурий - [68]

Когда охотник подъезжает, четырехногий сивка призывает трехногого: «Сестрица, сбрось его!» Колдун сброшен и затоптан обеими лошадьми. Тогда юноша сажает принцессу на трехногого сивку, и так они скачут в королевство ее батюшки, где и справляют свадьбу. Четырехногий же сивка просит юношу отрубить головы обеим лошадям, потому что иначе они накличут на него беду. Когда он это делает, лошади превращаются в видного принца и красавицу-принцессу, которые затем, через некоторое время, «возвращаются в свое королевство». Некогда они были превращены охотником в лошадей.

Помимо териоморфной символики духа, в этой сказке все дело в особенности интересно тем, что функция знания и интуиции изображается в виде скакуна. Тем самым показано, что дух может быть и имуществом. Так, трехногий сивка — собственность демонического охотника, четырехногий же поначалу — ведьмы. Дух здесь отчасти функция, которая, как вещь, может менять владельца (лошадь), отчасти же и автономный субъект (колдун как владелец лошади). Добывая у ведьмы четырехногого сивку, юноша тем самым освобождает дух, или особого рода мышление, от власти бессознательного. Ведьма тут, как и в других местах, означает mater natura[686], или изначальное, так сказать, «материальное» состояние бессознательного, что указывает на психическую конституцию, в которой бессознательному противостоит еще слабое и несамостоятельное сознание. Четырехногий сивка характеризуется тем, что превосходит трехногого, потому что может ему приказывать. Поскольку четверичность есть символ целостности, а целостность в образном мире бессознательного играет выдающуюся роль[687], победа четырехногости над трехногостью не является вовсе неожиданной. Что же, однако, должно означать противопоставление троичности и четверичности, т. е. что означает троичность в отношении целого? В алхимии эта проблема называется аксиомой Марии и сопровождает эту философию на протяжении более чем тысячелетия, чтобы, наконец, еще раз быть поднятой в «Фаусте» (сцена с кабирами). Впервые в литературе она засвидетельствована во вступительных словах «Тимея»[688], о которых вновь напоминает Гёте. Мы можем отчетливо видеть, как у алхимиков тринитарности божества соответствует нижняя, хтоническая троичность (подобная трехглавому Сатане у Данте). Она заключается в принципе, который своей символикой выдает родство со злом, хотя это никоим образом не означает раз и навсегда, что она выражает зло, и только зло. Скорее, все указывает на то, что зло, или его обычный символ, принадлежит к семейству тех фигур, которые описывают нечто темное, ночное, нижнее, хтоническое. Нижнее в этой символике относится к верхнему, как обратное соответствие[689], т. е. оно, как и верхнее, изображается в виде троичности. Тройка как чисто мужское здесь логично предназначено для злого охотника, которого надо (алхимически) понимать как нижнюю троичность. Четверка же как число женское предоставлено старцу. Обе лошади — говорящие и знающие волшебные животные и потому представляют бессознательный дух, который, однако, в одном случае подчинен злому колдуну, а в другом — ведьме.

Между троичностью и четверичностью, таким образом, существует сначала муже-женская противоположность, а уж потом четверичность является символом целостности, а троичность — нет. В свою очередь, последняя, по свидетельству алхимии, означает противоположность, причем одна троичность всегда предполагает другую, как верхнее предполагает нижнее, свет — тьму, добро — зло. Противоположность энергетически равнозначна некоему потенциалу, а где имеет место потенциал, там есть возможность процесса и события, ибо напряжение между противоположностями стремится к выравниванию. Если представить себе четверичность в виде квадрата, а квадрат разделить по диагонали на две половины,.то получится два треугольника, вершины которых будут находиться в противоположных направлениях. Поэтому метафорически можно сказать: если разделить символизируемую четверичностью целостность на равные половины, то получатся две троичности противоположной направленности. Как это простое рассуждение выводит троичность из четверичности, так и охотник объясняет плененной принцессе, что его сивка из четвероногого стал трехногим, и как это произошло, когда двенадцать волков оторвали ему одну ногу. Трехногость сивки, таким образом, обязана своим существованием несчастному случаю, который имел место как раз в тот момент, когда лошадь намеревалась покинуть царство темной матери. На языке психологии это можно выразить так: когда бессознательная целостность выявляется, т. е. бессознательное отрывается и переходит в сферу сознания, то одно из четырех остается, удерживаемое horror vacui[690] бессознательного. Благодаря этому возникает троичность, которой, как мы знаем не только из сказок, но и из истории символов, соответствует противоположная ей троичность[691], т. е. возникает конфликт. Здесь тоже можно спросить вместе с Сократом: «Раз, два, три — а где же четвертый, милый мой Тимей, из тех, что вчера были гостями, а сегодня — гостеприимцы, куда же он у нас девался?»