Дуга большого круга - [70]
Когда капитан сошел на ботдек, люди в нагрудниках понуро стояли у шлюпок. Крен не давал стоять прямо, и потому все держались за какие-нибудь предметы.
— Все здесь? — спросил капитан.
— Все, — ответил чей-то голос.
Роман Николаевич посмотрел на свою команду. Со всеми прожит кусок жизни… Шамот, Вахрушев, Шура Стеблина, Андрианов…
— Я считаю, — спокойно сказал капитан, — что большинство команды должно покинуть судно. Крен увеличивается, и не надо подвергать людей риску. Остается надеяться на то, что судно примет какой-то максимальный крен и останется в таком положении на некоторое время. А там, может быть, подоспеет помощь. Начался туман, ветер переменил направление и затихает… Думаю, что пяти человек хватит для того, чтобы следить за судном и принять буксир, если подойдут спасатели. Больше не надо. Добровольцы, выходи!
— Я останусь, — крикнула Шура Стеблина.
Роман Николаевич покачал головой:
— Нет, Шура, ты сойдешь.
Люди выступали вперед. Один, два, пять, десять… Кажется, вся команда сделала шаг вперед. Капитан посмотрел в глаза морякам. У всех что-то разное. Страх, решимость, странная, неуместная сейчас улыбка, закушенная губа, сжатые челюсти… Но все вышли вперед. Никто не захотел остаться во втором ряду. Различные чувства двигают ими… Не все герои, конечно. Некоторые боятся осуждения товарищей, позорного слова «трус», некоторые… Кого взять? Холостых. Но ему нужны радист, механик, боцман… Все семейные. Как будто читая его мысли, боцман сказал:
— Мне нужно остаться. Все ключи от помещений у меня. Да и вообще, как без боцмана.
— Рация хотя и не работает в полную силу, но все же действует. По уставу я должен остаться, — проговорил радист, становясь рядом с боцманом.
Капитан молча смотрел на людей, и ему казалось, что стоящие перед ним считают его человеком, который вправе распоряжаться их судьбой, и ослушаться его нельзя, он может еще спасти их или погубить, «бог», который все знает, и от его слова зависит их жизнь.
Так, собственно, и было, и в этот момент Роман Николаевич еще раз почувствовал всю тяжесть капитанской ответственности.
Он знал, что останется каждый, на кого падет выбор, все стояли в первом ряду, никто не попросился на шлюпку, но в глазах читал надежду: «Может быть, не меня?»
— Останутся на судне, — наконец сказал капитан, — старший механик, боцман, радист, матрос Вялов.
Вздох облегчения вырвался у людей.
— Остальные — в шлюпки и держитесь дальше от судна, — закончил Роман Николаевич.
— А меня, значит, не берете. Думаете, не нужен? — с обидой проговорил старпом. Его лицо сделалось хмурым.
Капитан раздраженно сказал:
— Глупости говорите, Виктор Семенович. Вам шлюпки вести надо. За людей вы отвечаете. Надо помнить об этом.
Начали спускать вываленные за борт шлюпки. К капитану подошел Ракитин.
— Роман Николаевич, прощайте. Встретимся ли? Дайте я обниму вас, — шептал он. Слезы бежали по его щекам. — Я ведь все понимаю.
Капитан невесело усмехнулся.
— Ну, ладно, ладно, Витя. Садись в шлюпку. Не зевай, волна большая. Держи против зыби. Я знаю, ты моряк хороший…
Шлюпки отвалили от борта. Они сразу же исчезли в тумане. Слышны были только удары волн. Теперь их осталось пять человек. Пять человек…
Стармех тронул капитана за рукав.
— Роман Николаевич, — громко, так, чтобы слышали все, сказал Шамот. — По-моему, крен прекратился. Посмотрите на кренометр. Сорок градусов. Так было и полчаса тому назад. Значит, прекратился. Может быть, так и будем плавать?
— Соломон Иосифович, хорошо бы запустить динамо. Остальным — еще раз проверить, нет ли где поступления воды через двери, иллюминаторы и другие отверстия. А вы, Иван Михайлович, повторяйте сигнал бедствия. Вот пока и все.
Люди разошлись. Капитан снова остался один на мостике. Большая часть команды сошла с судна. Он почувствовал тягостное одиночество. Правильно ли он поступил? Может быть, не все еще потеряно? Вот застучал насос. Вероятно, «царь Соломон» пытается еще что-нибудь откачать с правого борта. Рация работает слабо. Нет уверенности в том, что сигналы «Киренска» слышат.
Сейчас, когда капитан стоял на уже никому не нужном мостике, у него было время думать. С того момента, как Роман вступил в командование своим первым судном, когда впервые подписал документ, поставив перед своей фамилией короткое слово «капитан», он был готов к тому, что покинет судно последним. Это был непреложный закон, и он автоматически вступал в силу, как только бывший старпом становился капитаном. Поэтому Роман Николаевич был морально подготовлен к тому, что случилось сегодня. Но если разумом он был готов ко всему, то сердце его не могло принять случившегося.
Многолетняя привычка рассматривать свою жизнь вместе с жизнью своего судна теперь доставляла почти физическую боль. Капитан никак не мог согласиться с тем, что современный теплоход, его «Киренск», вдруг оказался в таком бедственном положении.
Он любил «Киренск». Судно надежно служило капитану, пронося его сквозь тысячи миль океанских просторов. Вместе они сражались со штормами, мокли под дождем, грудью встречали ветер. В зимние холодные ночи их засыпало снегом, они вместе пробивались через тяжелые льды Арктики или грелись под теплым тропическим солнцем… Теплоход повиновался каждому его желанию, был добрым и верным товарищем. Теперь еще сильный, но поверженный, «Киренск» был жалок. Казалось, что он взывает о помощи. И капитану мучительно хотелось хоть чем-нибудь помочь ему. Но он уже ничего не мог…
Роман о становлении характера молодого человека, связавшего свою жизнь с морем, о трудных испытаниях, выпавших на его долю в годы Великой Отечественной войны, когда главный герой вместе со своими товарищами оказался интернированным в одном из фашистских портов, о налаживании мирной жизни.
«Корабль идет дальше» — документальная автобиографическая повесть. Здесь нет вымысла — только события, фамилии, факты, сюда вошли также воспоминания автора о четырехлетнем пребывании в баварской тюрьме-лагере в 1941–1945.
«Голубой трансатлантической линией» называют маршрут плавания пассажирских судов между Европой и Канадой.Двенадцать сильнейших капиталистических судоходных компаний обслуживали эту линию. И вдруг в 1965 году неожиданно в Атлантике появился советский теплоход «Александр Пушкин». Все предрекали ему неудачу. «Не выдержит конкуренции», — говорили специалисты.Командовал судном молодой капитан Балтийского пароходства Арам Михайлович Оганов. К январю 1970 года семь судовладельцев сняли свои теплоходы с этой линии.
Клименченко бывал в разных странах, наблюдал чужую жизнь. Желая рассказать о новых впечатлениях, Ю. Клименченко в 1938 году начал писать. Он сотрудничал в журнале «Костер», часто посылая из-за границы свои корреспонденции.Начало Великой Отечественной войны застало судно, на котором плавал Юрий Клименченко, в немецком порту Штеттин. Четыре мучительных года провел моряк в фашистской тюрьме-лагере Вильцбург. Вернувшись на родину, он снова взялся за любимую работу на море, и вскоре опять в руку запросилось перо.В 1954 году вышла первая книга Клименченко — повесть «Истинный курс», а затем сборник рассказов «Открытое море», очерки «Балтика — Нева — Лена», «Неспущенный флаг», роман «Штурман дальнего плавания».
Французский писатель Анри де Монфрейд (1879–1974) начал свою карьеру как дипломат во французской миссии в Калькутте, потом некоторое время занимался коммерцией — торговал кожей и кофе. Однако всю жизнь его привлекали морские приключения, и в 32 года он окончательно оставляет государственную службу и отправляется во французскую колонию Джибути, где занимается добычей жемчуга. По совету известного французского писателя Жозефа Кесселя он написал свою первую повесть «Тайны Красного моря» — о ловцах жемчуга, которая с восторгом была принята читателями, а автор снискал себе славу «писателя-корсара».
Об одном из походов подводной лодки «Северянка» во время Великой Отечественной войны.
В этой, с позволения сказать, книге, рассказанной нам З. Травило, нет ничего особенного. Это не книга, а, скорее всего, бездарная запись баек и случаев, имевших место быть. Безусловно, наглость З. Травило в настойчивом предложении себя на рынок современной работорг…ой, литературы, не может не возмущать цивилизованного читателя, привыкшего к дамским детективам, дающим великолепную пищу для ума. Или писал бы, как все, эротические рассказы, все интереснее. А так ни тебе сюжета, ни слезы, одно самолюбование. Чего только отзывы (наверняка купил) стоят! Впрочем, автор и не скрывает, что задействовал связи и беззастенчивый блат для издания своих пустых россказней.
«…Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было все же нужно. «Октавиус» отошел от причала, и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своем решении: судно начало сильно валять, и я понял, что морская болезнь – весьма заразная штука, однако деваться было уже некуда, и я принял этот нелегкий жребий. Через полчаса стало совсем невыносимо, и я забрался в гамак, чтобы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь, и Ситтон приказал зажечь стояночные огни.
Молодой Годфрей Рэйнер поступает мичманом на английский военный корвет, который отправляется на поиски испанского судна, грабящего купеческие корабли и торгующего невольниками. Погоня за пиратами оборачивается началом долгой одиссеи, в которой абордажные схватки и кораблекрушения сменяются робинзонадой, полной экзотики и опасных приключений.За 30 лет своей литературной деятельности английский писатель Уильям Генри Джайлз Кингстон (1814–1880) создал более сотни романов, действие которых происходит во всех уголках земного шара.