Дуга большого круга - [69]
— Василий Григорьевич, — слышит начальник взволнованный голос дежурной радистки. — «Киренск» дает SOS. Радист сообщил, что большинство команды по приказу капитана на шлюпках оставило судно. Осталось пять человек. Крен сорок градусов.
Главные машины остановлены. Теплоход дрейфует по ветру. Рация еле-еле работает.
Василий Григорьевич молчит. Что он может сказать? Чем помочь?
…Теплоход лежал на борту. Руда медленно перетекала. Ничто не могло ее остановить. Уже весь балласт был перекачан на противоположный борт, а крен не уменьшался. Надо снимать людей. Но есть ли у капитана право снять их с судна, не имеющего повреждений? «Киренск», гордость флота, лежит на воде, беспомощный, жалкий… Кого провожали дети и жены?
Роман Николаевич перечислял в уме всех, кого он видел на причале. Вахрушев, Ларин, Савельев, Зельцер… Родные ждут их возвращения. Снять немедленно, в первую очередь…
В памяти капитана возникли события прошлого года. В море взорвался танкер «Махачкала». Положение судна казалось безнадежным. Взрывались танки, наполненные горючими парами. Взрывались один за другим. Опасались еще более сильного взрыва, который привел бы судно и людей к гибели. Команда танкера ничего не могла больше сделать. Капитан Проскуряков решил спасти экипаж. Он распорядился оставить судно. Сам сошел последним. Свежий ветер быстро отогнал шлюпки от танкера. Измученных, обожженных людей подобрал какой-то иностранец. А «Махачкала» вопреки всем ожиданиям остался на плаву. Взрывы неожиданно прекратились. К танкеру подошло советское судно «Жатай», и его команда высадилась на «Махачкалу».
Спасла его. Танкер привели в порт. Капитана Проскурякова обвинили в трусости. Сняли с капитанской должности. Перевели в старпомы.
Роман Николаевич присутствовал при разговоре Проскурякова с начальником пароходства. С каким презрением смотрел он на капитана, цедил слова сквозь зубы, а Проскуряков, виноватый, бледный, стоял перед ним, как провинившийся школьник. У него седые волосы и хорошее лицо спокойного, волевого человека. А как выглядел тогда! Проскуряков вышел от начальника, стараясь ни на кого не смотреть, и быстро пошел к выходу. Его провожали сочувственные и насмешливые взгляды. Есть разные люди. Как же! Он бросил судно! Струсил. Другая команда спасла его. Но разве мог знать Проскуряков, что будет с танкером через несколько минут? Капитан решил правильно. Надо было спасти людей… И все-таки, несмотря на эти разумные доводы, есть что-то такое, что вызывает осуждение Проскурякова. Что же именно? Ведь «Жатай» подошел, когда уже было очевидно, что взрывов больше не последует. «Жатай» крутился у танкера несколько часов. Все выжидал. Это уже проще, легче… И все-таки…
Удар волны чуть не сбил Романа с ног. Она с грохотом и шипением перевалилась через поднявшийся борт, ринулась на подветренный борт, сметая все на своем пути.
Ветер заметно крепчал. Машинная команда «Киренска» еще боролась с креном, пытаясь перекачивать балласт.
— Роман Николаевич, — услышал капитан позади себя голос. — Пока света не будет. Крен большой. Что-то там сместилось. Попробуем наладить. Какие будут приказания?
Электрик Вахрушев стоял, держась за планширь, умоляюще глядя на капитана. В его глазах Роман Николаевич увидел страх. Вахрушеву так хотелось, чтобы капитан вот сейчас приказал уйти с судна, и тогда все станет по-другому, не будет видно нависшего огромного борта, который вот-вот должен задавить их всех, он больше не услышит зловещего шороха перетекающей руды, не надо будет идти в темный провал машинного отделения, но капитан сказал другое:
— У меня в шкафу коньяк, Вахрушев. Возьмите и дайте тем, кто работает внизу. Понемногу, для бодрости.
От обыденного голоса капитана Вахрушеву стало спокойнее. Он крикнул:
— Есть взять коньяк! — и как-то боком — иначе мешал крен — сполз с трапа.
Прервавшаяся было цепь мыслей вновь начала свое движение.
…Проскуряков… Может быть, и его ждет такая судьба? И он будет так же стоять перед начальником пароходства? Ну что ж. Он готов стоять перед ним, но не так, как Проскуряков. Он считает, что судно находится в таком положении, когда нужно снимать людей. Что бы ни произошло с ним впоследствии, он решает снять большинство людей. Останутся только добровольцы, те, кто необходим…
На мостике появился старпом.
— Не поднять нам «Киренск», Роман Николаевич. Я слышал, как «дед» кричал, что балластные насосы остановились. Разрешите…
Лицо у Ракитина было красным, глаза блестели. «Спирту выпил для храбрости», — подумал капитан без всякого гнева.
— Разрешите спускать шлюпки? — закончил старпом и выжидающе посмотрел на капитана.
Да, пожалуй, Ракитин прав, дольше тянуть нельзя. Капитан облизнул сухие губы, спросил:
— Все люди в нагрудниках?
— Все.
— Проверьте еще раз и доложите. Пусть соберутся у шлюпок. Я сейчас спущусь.
Ракитин ушел. В голове — всплески отдельных разрозненных мыслей. Отрывочные воспоминания, лица… Вот улыбающийся О’Конор… Его слова: «Капитан всегда одинок». Неправда! Он и тогда спорил с ним. Разве он одинок сейчас, хотя и стоит один на этом накренившемся мостике? Незримые, но крепкие нити связывают его с людьми, которые работают внизу. Разве он был одинок на «Гурзуфе»? Тогда действовала единая воля экипажа. Снаряды стали дороже людей? Нет, не дороже. Но команда понимала, что значил в то время боезапас. Они считали себя солдатами, готовыми принять смерть, как на фронте. Война… Он оставил людей, теперь он их снимет… Ветер несколько ослабел и переходит на норд. Волны реже ударяют в наветренный борт, но это не спасет положения.
Роман о становлении характера молодого человека, связавшего свою жизнь с морем, о трудных испытаниях, выпавших на его долю в годы Великой Отечественной войны, когда главный герой вместе со своими товарищами оказался интернированным в одном из фашистских портов, о налаживании мирной жизни.
«Корабль идет дальше» — документальная автобиографическая повесть. Здесь нет вымысла — только события, фамилии, факты, сюда вошли также воспоминания автора о четырехлетнем пребывании в баварской тюрьме-лагере в 1941–1945.
«Голубой трансатлантической линией» называют маршрут плавания пассажирских судов между Европой и Канадой.Двенадцать сильнейших капиталистических судоходных компаний обслуживали эту линию. И вдруг в 1965 году неожиданно в Атлантике появился советский теплоход «Александр Пушкин». Все предрекали ему неудачу. «Не выдержит конкуренции», — говорили специалисты.Командовал судном молодой капитан Балтийского пароходства Арам Михайлович Оганов. К январю 1970 года семь судовладельцев сняли свои теплоходы с этой линии.
Клименченко бывал в разных странах, наблюдал чужую жизнь. Желая рассказать о новых впечатлениях, Ю. Клименченко в 1938 году начал писать. Он сотрудничал в журнале «Костер», часто посылая из-за границы свои корреспонденции.Начало Великой Отечественной войны застало судно, на котором плавал Юрий Клименченко, в немецком порту Штеттин. Четыре мучительных года провел моряк в фашистской тюрьме-лагере Вильцбург. Вернувшись на родину, он снова взялся за любимую работу на море, и вскоре опять в руку запросилось перо.В 1954 году вышла первая книга Клименченко — повесть «Истинный курс», а затем сборник рассказов «Открытое море», очерки «Балтика — Нева — Лена», «Неспущенный флаг», роман «Штурман дальнего плавания».
Французский писатель Анри де Монфрейд (1879–1974) начал свою карьеру как дипломат во французской миссии в Калькутте, потом некоторое время занимался коммерцией — торговал кожей и кофе. Однако всю жизнь его привлекали морские приключения, и в 32 года он окончательно оставляет государственную службу и отправляется во французскую колонию Джибути, где занимается добычей жемчуга. По совету известного французского писателя Жозефа Кесселя он написал свою первую повесть «Тайны Красного моря» — о ловцах жемчуга, которая с восторгом была принята читателями, а автор снискал себе славу «писателя-корсара».
Об одном из походов подводной лодки «Северянка» во время Великой Отечественной войны.
В этой, с позволения сказать, книге, рассказанной нам З. Травило, нет ничего особенного. Это не книга, а, скорее всего, бездарная запись баек и случаев, имевших место быть. Безусловно, наглость З. Травило в настойчивом предложении себя на рынок современной работорг…ой, литературы, не может не возмущать цивилизованного читателя, привыкшего к дамским детективам, дающим великолепную пищу для ума. Или писал бы, как все, эротические рассказы, все интереснее. А так ни тебе сюжета, ни слезы, одно самолюбование. Чего только отзывы (наверняка купил) стоят! Впрочем, автор и не скрывает, что задействовал связи и беззастенчивый блат для издания своих пустых россказней.
«…Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было все же нужно. «Октавиус» отошел от причала, и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своем решении: судно начало сильно валять, и я понял, что морская болезнь – весьма заразная штука, однако деваться было уже некуда, и я принял этот нелегкий жребий. Через полчаса стало совсем невыносимо, и я забрался в гамак, чтобы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь, и Ситтон приказал зажечь стояночные огни.
Молодой Годфрей Рэйнер поступает мичманом на английский военный корвет, который отправляется на поиски испанского судна, грабящего купеческие корабли и торгующего невольниками. Погоня за пиратами оборачивается началом долгой одиссеи, в которой абордажные схватки и кораблекрушения сменяются робинзонадой, полной экзотики и опасных приключений.За 30 лет своей литературной деятельности английский писатель Уильям Генри Джайлз Кингстон (1814–1880) создал более сотни романов, действие которых происходит во всех уголках земного шара.